Свет твоей улыбки

Автор: Алисандра Ким

Свет твоей улыбки

Сколько себя помню, всегда самостоятельно принимала решения. Старалась ни от кого не зависеть. Не искала советов или наставлений. Не просила в долг, и сама не открывала сердце или кошелек.

Но самое главное никогда не позволяла обижать себя. А если необходимо, могла и сдачи дать!

В данный момент разработала целую схему по спасению профессиональной репутации. Да, я не планирую продолжать карьеру бухгалтера. И плевать какие рекомендации мне предоставят. Но! Оставаться преступницей. И уж тем более доводить абсурдные обвинения до суда не позволю.

Несколько раз пыталась обсудить этот вопрос с генеральным директором фирмы. Но он оооочень занятой чел. Аж бесит. Прям единственный во всем мире такой занятой. Остальные вола гоняют от безделья. Капец.

Поднимаюсь по лестничному пролету. Лифт не вариант. Там охрана и камеры. Необходимо как можно ближе подобраться к самому главному офису. Без лишних расспросов и взглядов.

Сабуров Иван Сергеевич сто процентов на своем рабочем месте. Отсутствовал в офисе целую неделю. Отправлялся в какую-то жутко секретную командировку. Сегодня, в это время не назначено никаких совещаний. От разговора не отвертится. Ну или выкинет меня из фирмы с помощью охраны. По-другому не отступлю.

Меркулова Юлия Викторовна. 25 лет. Совершенная одиночка по жизни. Живу одним днем. Здесь и сейчас.

Начало самостоятельной жизни было не самым легким. Снимала коммуналку в старой тараканьей долине. С алкашами соседями под боком. На кухне вообще фильм ужасов можно было снимать. По всей стене следы взорвавшейся сгущенки. Ну и дорисовки особо креативных жителей. Поэтому в той комнатушке лишь ночевала. И то не всегда. Искала подработку в ночные смены: охрана, уборщица, официантка. Шаг за шагом карабкалась по лестнице взросления. Сдирала коленки в кровь. Обламывала зубы, ногти. Меняла работу каждые пару месяцев. Пыталась учиться. Училась. Бросала. Всегда одна. Всегда все сама.

Я бухгалтер. Не главный, но вполне себе приличная должность. В достаточно известной и звучной компании по производству всех видов упаковок. Есть даже отдел художественной ковки, где изготавливают шкатулки с невероятным орнаментом. Обслуживаем международные корпорации. Сотрудничаем с авиакомпаниями и логистическими фирмами.

Так вот. Здесь работаю уже год. Даже чуть больше. И все, понимаете, абсолютно все меня устраивает. Коллектив. Хоть и те еще змеюки, но родные. Общие вечеринки, склоки в рабочем чате. Сплетни возле кофемашины или в туалете. Страсти кипят. И я по-тихому верчусь, как могу.

Оплачиваю не хилую ипотеку. Которую, получила не совсем честным способом. Встречаюсь с симпатягой-работягой, секс по расписанию. И самое важное. Самое ценное для меня — занимаюсь тем, что люблю.

Реставрация. Да, именно. Не восстановление или починка старых вещей. Реставрация. Это мое хобби. Мое увлечение. Мой фетиш. И есть шанс наконец-то найти работу по своему желанному профилю. Приходилось работать в музее. Именно в мастерской. И даже во время учебы практику проходила в реставрационной студии. Очень понравилось. Иметь дело со старыми вещами, создавать из них нечто новое. Реставрировать иногда приходится без оплаты. Но это затягивает, увлекает. И помогает забыть повседневное однообразие. А главное отключиться от воспоминаний.

Бухгалтерия это не мое. Совсем. Зарплата привлекла. И просто так бросить работу не могу. У меня, кстати мама из бухгалтерской среды. Отец слесарь-тракторист. И куча братьев, сестер. В общем родственников тьма!

На фабрике начался жуткий переполох. Аудиторская проверка и подготовка к продаже. Слух пустили, что всех на фиг уволят. Я не слушаю сплетни. Не понимаю их смысл.

Наш глав бух Матрена Васильевна мастерица узнавать все из первых уст. И каждое слово требует подтверждать письменно. Так что я в курсе, что в фирме все отлично. Просто наш генеральный решил всех немножечко растормошить. Приподнять задницы. Заглянуть в тайники нашей рабочей атмосферы. И потрясти! А что? И так случилось, что все косяки свои начали выкладывать, желающие покаяться. При чем, сдавали не только себя, но и друг друга.

Мне признаваться не в чем. Чиста. Яки ангельский лик. По крайней мере, надеюсь, что мои косяки не всплывут.

Кстати, лик у меня совершенно противоположный. Черные, как смола волосы. Подкрашиваю. Седые волосы появились и заполонили и без того неприглядный цвет. Короткая стрижка. Ненавижу всю эту мутотень с бантиками, заколочками. И лохмы, лезущие в лицо, не люблю. А раньше носила косы. Не для себя. Теперь нет в них смысла.

Так что я обычная. Середнячок. Не высокая. 163 см. Нормальная фигура. Размерчик М-очка. Люблю танцевать и петь караоке. Но без свидетелей.

Но жить спокойно не дают. Не получается по принципу не трогайте, а я не трону вас. Замутили против меня какое-то странное дело. Как заявила наша Матрена завели на меня дело. Пока внутри корпорации. Пока! А что будет дальше никто не знает. Она меня успокаивает. И рычит, чтоб не смела поднимать шум. Обещает все замять. Вот только ей зачем обо мне заботиться? Здесь каждый сам за себя!

Буквально врываюсь в просторную приемную. Этаж самый что ни на есть последний. Вид открывается умопомрачительный. Обалдела, когда увидела впервые. Я тогда устроилась подрабатывать по ночам, в этой же фирме. Уборщицей. Пару месяцев спать некогда было. Но в итоге меня попросили лучше заниматься своими прямыми обязанностями.

Крепко прижимаю папку с документами к груди. Грудь у меня не сильно заметная. Пуш-ап мне в помощь. Зато я стройная. И ножки классно смотрятся в мини кожаной юбчонке. Даже мэйк сегодня подобрала боевой. Облегающий топ под тонкой кожанкой с рукавом три четверти. Зарплата у меня вполне приличная, чтобы обеспечить себя и не считать копейки.

Загар не помешал бы. Вообще тогда была бы боевая мулатка в черном. Кожа не видела солнца уже несколько лет. Раньше на деревенских просторах круглый год, как цыганка выглядела! Все изменилось. Бесконечная работа. Словно вампир от дневного света прячусь. Вот и хожу бледная, почти прозрачная.

Делаю знак стоп, рукой, для секретарши. Она встает и принимает боевую позу. Высоченная девица. В теле. Такая прилизанная блондиночка. В очечках от версаче.

— Нет. Полина, вы меня не остановите. Прекрасно знаю, что Сабуров на месте. И пару минут вполне в состоянии уделить.

— Да кто ты такая, чтобы тебе время уделять! Стой! Кому говорю! Меркулова!

Полина пытается преградить путь. Я ниже ее ростом, изворотливее. Быстро оказываюсь с той стороны двери. В кабинет Сабурова влетаю, как победитель.

Мужик крутой. Как не посмотри. Не красавец. Нет. Если только на обложку федерального бизнес журнала. Блин. Он там уже красовался. Фирма наша в лучших рейтингах по креативу и продажам. Филиалы, заводы, ну и так куча всего по мелочам. Хотя по возрасту он пару лет меня старше.

Вальяжно восседает в своем эксклюзивном кожаном кресле. Пуговицы темно-серой рубашки верхние расстегнуты. Галстук ослаблен. Пиджак перекинут через спинку кресла. Темные волосы слегка взъерошены. И глаза. Мамочки. Его чертовы глаза. Он разглядывает меня. Разговаривает по телефону. Одной рукой держит трубку. Другой рукой щелкает по клавиатуре компьютера. Сабуров реально занят. Кажется, из макушки дым валит. У фирмы неприятности? Или у шефа день не удался? Вообще, его заместитель основными вопросами занимается. Сабуров часто в разъездах. Контракты заключает.

А переговоры точно не простые. Он говорит… что это? Арабский? Он знает арабский? Мы выходим на мировую арену? Ах, да! Закупаем новые материалы. Где и у кого еще никто из наших не в курсе.

Я прижимаю спиной дверь, в которую все еще тарабанит Полина. И отступать не собираюсь. Руку за спину завожу и защелку поворачиваю. Пусть перебесится там.

Иван Сергеевич вскидывает свою по-мужски сильную ладонь. И пальцами, своими красивыми и длинными, указывает мне на выход. Кольца нет. Он же вроде как женат. Мне то какое дело!

Махнула головой. И опустила глаза.

— Я не спешу, Иван Сергеевич. Подожду. Когда вы кончите… говорить.

Щеки заливает алый цвет. Пипец. Вот дура! Пришла на войну. А теперь готова бежать сверкая пятками. Кажется, я его боюсь. Сабуров реально подвергает сомнению любую уверенность! Он порабощает одним взглядом. Ноги к полу приросли. Не могу с места двинуться.

Думала, сейчас брызгая слюной выгонит. Но о чудо! Вижу, как разговор закругляется. И дикая, нахальная улыбочка озаряет серьезное лицо мужчины. Он хорош. В своей ауре управленца. Высокий, сильный. Всегда одет с иголочки. Стрижка стильная. Руки ухоженные. Эти пальцы. Словно пианист. Хотя слышала, он на самом деле умеет на пианино бренчать. Хорош гаденыш.

Поднимается с места. И движется ко мне. Не спешит. Понимает, не куда спешить то. Прибьет. Прям размажет по стеночке. Или просто выкинет за дверь.

Широкий кожаный ремень плотно облегает его торс. Красивая такая пряжка, со странными элементами, похожими на сжатый кулак. Не совсем бизнесменский стиль. Сабуров сегодня как дитя ночи. Весь в темном. А глаза у него зеленые. На фото цвет искажается или наоборот слишком яркий. И я впервые так близко к этому человеку. Лицо четко вырезанное. Словно скульптор долго вырабатывал каждую морщинку. Густые брови и глубоко посаженные глаза. Если приглядеться, то заметны темные впадины под глазами. И кожа, словно слишком сильно натянута. Он уставший. Словно не спал долгое время. И это можно увидеть только вот так близко.

Он мне кого-то напоминает. Выражение лица сбивает с толку. Но я точно уже видела этот подбородок. Квадратный, с еле заметным шрамом. Легкая щетина скрывает резкие линии. Губы. У этого мужчины довольно мягкие линии губ. Нижняя чуть полноватая. Черт! Такой парень только присниться может, такой девушке, как я.

Нет! Он не мужчина! Он генеральный директор. И сейчас только этот человек способен решить мою проблему. Матрена меня в порошок сотрет. Возможно, был смысл сначала к Зукаеву пойти. А я через все головы нагло перелезла.

Глаза зеленые. Как трава в августе. Да. Точно. Не самая яркая. А именно изумрудно-янтарная. Уже согретая солнцем. По его лицу сложно прочитать эмоции. Да и не особо в этом сильна. И все же. Странно смотрит. Растерянность быстро сменяется надменной пустотой.

— Ты заблудилась, крошка?

Отхожу от двери. Вздыхаю, закатив глаза. Выгонит. Точно выпроводит за дверь!

Сабуров открывает защелку. Открывает дверь и сообщает Полине, что все хорошо. Отлично.

Теперь все зависти от меня! Как убедительно смогу донести информацию. Мне терять особо нечего. Скорее всего после этой выходки увольнение обеспечено. Да пофиг. Я что работу не найду.

Фыркаю вслух. Оборачиваюсь и к стене спиной прижимаюсь. Потому что Сабуров почти вплотную ко мне стоит. Нарушает мое личное пространство!

— Прошу прощения, Иван Сергеевич, — просачиваюсь бочком мимо Сабурова. Подхожу к столу и шлепаю на него свои бумаги. — Дело не терпит отлагательств. Вот. Здесь собраны все необходимы доказательства абсолютной моей невиновности. — он молча ходит и слушает. Ходит медленно, рассматривая меня. Отворачивается. Снова взглядом сверлит. Он какие-то решения уже принимает. Да что ж за тахикардия. Сердце сейчас пробьет горло! — Я Меркулова. Юлия. Бухгалтер…

— Я в курсе кто вы такая. Юлия Викторовна. Напрасно вы вот так без предупреждения врываетесь. Не уточнили настроение начальника. Не удосужились продумать мелочи.

— О. Вот лично пришла проверить. Ваше настроение. — язык точно у меня, как помело. Метет все подряд, что в голове не застревает. На фига такое ляпнула!

Сабуров очень быстро оказывается рядом. Так что зажимает меня между столом и своим телом. Длинные ручищи по обе стороны от моих бедер. Приходится резко вздернуть голову. Аж, перед глазами звезды заморгали. Его горячая ладонь тут же скользнула по моей пояснице. Любовный роман или фантастика? Зачем он так часто нарушает границы? Зачем все время в глаза заглянуть пытается. Это же первая встреча. Знает меня, как его подчиненную. Отлично. Но вот такая близость вряд ли входит в регламент компании.

— Несколько раз записывалась к вам на аудиенцию. Но вы отменили!

— Видимо, был занят. — голос звучит резковато и предупреждающе. Ага. Я тоже нарушила его границы, притащившись сюда. Отыгрывается.

— Это вопрос не будничной тематики. Это моя жизнь и репутация. — пыжусь, как гусыня. Пытаюсь строгости придать голосу. Но он подводит. Скрипит. Не много веду плечами, стараясь высвободиться.

Не отходит. Шея уже затекла. Ладонями упираюсь в его торс. Плотный и жесткий. Внутри проплывает нечто болезненно жгучее. Такой азарт разыгрывается. Пальцы покалывает от желания пощупать. А лучше проникнуть под полы рубашки. Вытянуть ее из-за пояса брюк. На миг опускаю голову. Но мужчина тут же за подбородок мое лицо вновь поднимает.

— Глазки то скрывают мыслишки совсем не рабочего порядка. — пальцами поглаживает кожу возле губ. От горячей кожи его пальцев искрит по внутренностям. Сглатываю. Нервная пружина сжимается в животе. Прямо смотрю в зеленые глаза. Не понимаю, что происходит. Словно, заинтересован во мне. Да бред же! Сабуров звезда. Недостижимая. У него есть семья. Не знаю, насколько «семья», но точно есть. И все же. Как-то жадно пожирает взглядом.

Отступает, посмеиваясь. Проверял мою реакцию? Так я нормальная. Мужиками интересуюсь. И прекрасно понимаю наши весовые категории. Он мне может быть интересен. Я ему — вряд ли. Вот мой Кирилл. Ну как мой. Временный. Не пытаюсь постоянства искать в отношениях. Кирилл Авдеев чуть старше, разведен. Веселый парнишка, с которым легко. Он начальник производства на заводе. Вот это мой уровень. И по интеллекту, и по жизни. Сабуров это нечто темное и далекое для меня лично.

Присаживается на свое место. Разводит руками.

— Вперед, мадам воительница. У вас пять минут ровно. Отсчет пошел.

Выдыхаю. И без остановки начинаю свой расклад. На меня пытались свалить серьезные потери. Просто словно призрак деньги исчезли со счетов. Но! Документы были. Все подтверждения неоправданных закупок. И только я делала такие копии. Пригодилось. Даже Матрена не знала о моих собственных копиях. Хранила я их здесь, в сейфе. Сканировала и складывала в папочку. Давно пора было этот осиный рой разогнать.

— Юлия Викторовна. Знаешь, кто причастен? Мой зам? Зукаев? Он подписал договор, не проверив, кому перечисляются средства?

— Не обязательно он. Я пыталась отследить всю линейку происходящего. Есть некоторые мелочи, которые необходимо выяснить. Но одно знаю точно, договор заключен. И деньги я перечислила не по фейковому счету. А по реальному, с печатью и подписью. И вот здесь все документы есть.

— Откуда я знаю, что именно эти документы не подделка?

— Я фиксировала не только основу. Но и всю переписку. И это не единственный подобный случай.

— Почему раньше не сообщила об этом?

— Шутите? Иван… Сергеевич. Я и сейчас пришла лишь с заявлением об уходе. Вот оно, кстати.

— Ты думала это с моей подачи. — не спрашивает. Утверждает. И да, я так думала. Возможно, и сейчас сильно рискую. Он легко теперь может уничтожить мои хилые попытки защититься. И сдать именно меня. Не теряя своих верных подручных. Сабуров и Зукаев вместе начинали это дело. Учились вместе. Они оба учредители и основатели. Но есть и другие, в силах состряпать план махинаций. Но тут и дураку понятно. Я могу быть лишь козлом отпущения. Провернуть все это одна мне не по возможностям!

— Я бухгалтер. Знаете там, циферки, дебет, кредит… голый расчёт. Все. И говорить об этом пыталась. И с вами. И с начальником финансового отдела.

— Мы все пьяные что ли были?

— Вы бы хоть иногда спускались со своего олимпа. К простым смертным. Много чего нового еще узнаете. Я пойду.

— Нет. Ты остаешься.

Из кабинета вышла под шипение Полиночки. Она прям готова меня придушить. В этой фирме скоро у многих такое желание появится.

Бесит. Реально бесит! На общих встречах проявляла инициативу. Несколько раз подсовывала Зукаеву нужные документы. Он даже не смотрел в мою сторону. Пару раз мне сама Матренушка шепнула — закрой свой рот. И какие из этого могла выводы сделать? Вся верхушка в сговоре. Из-за частого отсутствия генерального творится полный беспредел.

Ну а теперь вопрос стал ребром. Матрена общалась с начальником охраны. И подозрительно в мою сторону посматривала. Да, рыльце мое в пушку. Еще при устройстве на работу сделала неверный шаг.

Сабуров оставил меня на своем месте до полного разбирательства этого мутного дела. Черт. Вляпалась называется. Если это так важно, почему раньше никто не разбирался?

Меня не отстранили. Хотя вопрос об этом уже поднимали. Так просто я могла быть услышана? Добиться аудиенции, и все? Ох, чует моя задняя часть ниже спины, не все так гладко.

Все руководящее окружение Сабурова его друзья. Или кто они? Однокурсники. Сослуживцы? Иногда жалею, что не слушаю сплетни. Поспрашивать некого. Не к Матрене же идти. Давно всех от себя разогнала. Даже кофе в одиночестве пить приходиться. Сабуров. Сабуров! Из головы теперь не выходит. Почему он такой уставший? Болен что ли. Этот его взгляд. Тени под глазами. Где я его видела?

А с другой стороны, даже мысли его читать не нужно. Он в шоке. И не особо рад происходящему. Естественно, ему проще всех оставить сухими, а меня утопить. Легко так и не принужденно.

Домой неслась в предчувствии новых открытий. Когда-то пришлось отрубить связь с прошлым, с домом, семьей. Просто уйти. Без оглядки. И из этой фирмы уйду так же. Без сожалений. Но правды добьюсь. Если Матрена причастна, то пусть она и отвечает.

Из маршрутки чуть в лужу не свалилась. Торопилась домой. Вчера приходила милая молодая девочка. И слезно просила помочь вернуть воспоминания. Фотографии. Сильно потертые временем. Ее прабабушка и прадедушка. В те времена много экземпляров фото не делали.

Трещины, заломы, и серьезные потери изображения. Вечер провела в своей любимой лаборатории. Недавно открыла ее для себя. Ребята, с кем учились на художественном факультете, открыли фотостудию. И при этом организовали лабораторию по реставрации. Конечно, для серьезных заказов возможностей мало. В музее реставрировали картины. Старинные полотна. Здесь же лишь мелкие изделия приходилось возвращать к жизни. Сейчас доступны современные цифровые технологии. И это очень интересное направление.

Кое-какие штрихи доделывала дома. Отвлеклась от происходящего на работе.

Сварила куриный супчик. Включила сериальчик. Жизнь продолжается. Но кто знает, как будет дальше. Я совсем одна в этом большом городе. Когда-то сбежала из деревни. От родителей. Не смогла жить в болоте прошлого кошмара. Боль, потеря. Одиночество. Там не на что было рассчитывать. Николай. Его лицо почти стерлось из памяти. Помню лишь смех. Когда кружил меня на руках и смеялся. Хорошо же помнить только светлое о тех, кого нет. Уже не грустно от воспоминаний. Лишь тоскливая нега греет душу. И тянет сердце.

Вздрагиваю от звонка в дверь. Телефон молчит. Никого не жду. Соседи? Есть тут буйная тетка, никому не дает покоя. Но она тарабанит сначала в потолок, а затем в дверь. А тут звонок. Я в коротких шортиках, маечке. Фартучек с мухоморами. И половник в руке. Собиралась супчик налить в тарелку.

Подхожу к двери. Домофон в подъезде есть. Скорее для общего фона. Дверь все равно всегда открыта или просто сломана. Глазка на моей двери нет. Вообще само полотно сплошная насмешка, тончайшая фанерка. Открываю. И блин замираю. Каменею даже правильнее сказать.

Половник выпадает из руки. Но его подхватывает мой неожиданный гость. Сабуров. Собственной персоной.

Подшофе. От него пахнуло ароматом алкоголя. Дикая смесь. Его собственный запах кожи, аромат мужского парфюма. Он входит в квартиру без разрешения. Вручает мне половник. И бутылку виски.

— Симпатичные мухоморчики. Где тут руки помыть? Чем угощать будешь?

— Не совсем те вопросы, которые меня волнуют. Вы заблудились, Иван. Сергеевич?точно. сбились с курса!

— Дерзишь начальнику. Вернее, начальнику твоего начальника! — приближает ко мне свое лицо, сердце ухает в район горла, а потом резко вниз, — Иван. — голос Сабурова превращается в мягкую патоку, — Или Ванечка. Как тебе нравится, Юленька. Мы же не на работе.

— Правильно! Не на работе. Это моя квартира. Не закусочная. И я не пью крепкие напитки. И в моей квартире лишь один начальник. Я.

Остается лишь догадываться, насколько сильно этот нежданный гость зол на мою персону. И злость его больше похожа на отчаяние. Явиться к подчиненной, которую он собирался засудить, не входило в его планы. И точно Сабуров не мечтал выкинуть из своей жизни всех тех, с кем прожил свои лучшие годы. Засудить? Брр! Суд для меня это хуже любой казни! Всеобщее оправдание и взгляды чужих людей. Ладошки аж вспотели. Постараться быть поласковей? Может, есть шанс все остановить или исправить?

— Квартира? Громко сказано! Это помещение сложно назвать квартирой. — ну и пусть моя квартира лишь студия. Зато моя. Каждый уголок, тараканы и звуки за стенами. Здесь все мое. Катился бы в свой роскошный особняк, или где он там проживает. Сюда его никто не приглашал! Но эти мысли слова проглатываю. Растягивая на лице улыбочку.

— Суп сварила. Будете? — еще с детства поняла, что спорить с пьяными пустое занятие.

— Будешь, — бубнит себе под нос. Исправляет меня. Но говорить с ним на «ты» язык не поворачивается.

Руки в карманах брюк, осматривается. Заглядывает в маленький отсек, где и расположена душевая кабина. Раковина только в кухонном углу. Там же рядом на плитке кипит мой супчик. Выключаю. Отхожу к окну. Окно в моей квартирке огромное. Низкий подоконник приспособила под очень удобное сиденье. По вечерам очень круто пить чай и смотреть на ночной город. Хотя дом напротив сложно городом назвать.

Нежданный гость мой молчит. Впитывает то, что видит. Считает? Могла ли такая нищебродка ободрать его крутую компанию.

А он гораздо худее, чем я думала. Высокий и худощавый. Но размах плеч и ладони широкие.

— Ваня. Так да? — его появление здесь это словно шутка. Сабуров вообще не вяжется с этой обстановкой. Но на мой тон беспечной девицы отзывается.

— Именно. — закатывает рукава своей темно- серой рубашки. А у меня сердце останавливается. Смуглая кожа. Слегка покрытые порослью. Рубашка уже без галстука и расстегнута сверху. А у меня появилось желание к нему прижаться. В принципе он кажется нереальным. Точно. Это сон. Сабуров на моей кухне? Это что за бред.

— Присаживайся, Юленька. Ты готовила, я поухаживаю.

— Вы… ты. Ванечка. — копирую его интонацию, — на меня страх нагоняешь? — нормального стола у меня нет. узкая небольшая стойка. Я ее разыскала на мусорке. Рассказать бы кому. Генеральный директор за помойным столом. Сейчас, конечно, это роскошная часть скудного интерьера. Покрытая лаком.

— Ну что ты, милая, — ставит передо мной тарелку с супом. Наливает себе. — есть проблемка. И решить, ее можешь только ты. — замечает резные ножки, — красивая вещица.

Он начинает есть. И с таким аппетитом. Достаю из холодильника сметану. Нарезаю хлеб со злаками. Руки слега трясутся. Понимаю. Что кушать сама не хочу. В горле суп застрянет.

— Вкусно то как. Сто лет не ел нормальной еды. Ешь скорее. — пришлось сделать, как говорит.

— А вы… ты не выглядишь сильно голодным.

Он усмехается. И смотрит так из-под бровей. Глаза зеленые сияют как молнии. Прошибают мое существо. Я стою. А хочется бежать.

— Голодовку не объявлял. Просто питаюсь по скудным ресторанчикам.

— А ну да. Помню наши пирушки на фирме. Сплошные фуа-гра и мраморная говядина.

— Юленька, не могу же я на сотрудниках экономить. — вытирает рот салфеткой. Встает. Смотрит на меня сверху вниз. А меня странно так подвыбешивать все начинает. Его обращение. Это ласковое «Юленька». Никто меня так никогда не называл! Ник постоянно звал меня Юка. Да. Я его Ник. Он меня Юка. Смешно. Но из его уст это звучало очень интимно и ласково. А «Юленька» для меня лично плохо воспринимается на слух. Как издевательтсво.

— Мое имя Юля. Юлия. Не Юленька, Иван Сергеевич! — грозно смотрю в его глаза. Улыбается. Откровенно так дергает верхней губой. И снова ко мне свое лицо приближает. Боже! Какие у него глаза. Словно нарисованные. И эти морщинки в синеве под глазами. Он словно прожил гораздо больше, чем свои годы. И снова его вопрос сбивает с толку.

— А компот будет? — отвлекает. И на мои претензии не отвечает. А в горле пересохло. И сказать нормально ничего не могу.

— Нет. Есть сок. Свежевыжатый. Апельсиновый. — сама подхожу к холодильнику.

— Отлично. Вискарик?

— Здесь вы его пить не будете. — наливаю в стакан сок и протягиваю ему.

— Кто мне запретит? — обхватывает длинными пальцами бокал. Вместе с моей рукой. Поднимает и пьет. Вижу, как движется его кадык. Капля сока стекает по подбородку. Сглатываю. Забирает бокал. Я медленно оседаю на стул. Он споласкивает бокал. И аккуратно ставит на мойку. Подходит. Встает очень близко. Мое лицо практически упирается ему в живот. И этот его мужской вкусный аромат теребит мои рецепторы. — Так кто мне запретит, Юленька?

— Я, например. — встаю. И получается так, что вдоль его тела поднимаюсь. Он очень близко. Снова руки в карманах. Не касается. Но весь его облик словно обволакивает. Подавляет. А спрятаться негде. И выгнать его не осилю.

— Вы протрезвели? Может, пойдете своей дорогой. С кем не бывает, по пьяни заблудился…

Договорить не дает. Шаг. Неотрывный обмен взглядами. Целенаправленно пришел. А пил потому, что хреново? Устал? Капец, как его колбасит.

— Есть проблемка, Юлечка. Сделай так, чтобы я окончательно всех твоих обидчиков выгнал.

— Моими руками хотите от предателей избавиться? — отдвигаю стул и отхожу. Кровать и шкаф с вещами скрыт от посторонних глаз. Вернее, шкаф повернут спиной. А на этой спине я нарисовала ромашковый луг. Он смотрит сейчас на те самые ромашки. Такое поле было в деревне, где я жила. На картине так же есть дерево с тарзанкой. И кусочек озера. Этот крошечный уголок когда-то был моим самым счастливым местом в жизни. Почему Сабуров смотрит так, будто знает это место.

— Ты хоть понимаешь, что они все часть моей жизни? — переводит взгляд на меня. Снова. Ближе подходит. Отступать не куда.

— Так я становится этой частью не собираюсь.

— И я о том же. Не резон мне тебе помогать.

— Вы сейчас бред несете. Вас обманывали. Воровали. И это была не я.

— Но ты стала тем, кто открыл мне глаза. И знаешь. Хочу сделать так, чтобы снесло крышу. Влюбиться в тебя. Чтобы пережить то, что ты мне открыла. — гипнотизирует взглядом. Как фокусник затягивает в мир иллюзий. И ведь легко купиться! Когда смотрит вот так открыто. Откровенно! Он сейчас не играет. Или это непризнанный актерский талант?! Как марионетка готова подчиняться. Двигаться в одном ритме. Дышать в такт друг друга. Потому что верю зеленым глазам. Верю. Нет и намека на усмешку или притворство. Не пьян он совсем. Пьянею теперь я. И это ой как не хорошо. Словно ладонью по соскам провел. Тепло по животу.

— У меня есть мужчина. — разворачиваюсь, пофиг! Хочу бежать. В его глазах такая на миг ярость мелькает. Пронзает насквозь. И понимаю, что он готов к броску. Обхватывает мое запястье. И я кручусь, как юла. Врезаюсь в него. Вскрикиваю.

— Значит, будет еще один. Я не против. — лицом утыкается в мое ухо. Дышит тяжело и часто. Руками мою спину исследует. Спускаясь ниже. Пальцы замирают на опасной грани. Там, где заканчиваются шортики.

— Уходите. — всхлипываю. Но не от страха. Нет. Хоть паника и кроет. И затемняет мысли. Но понимаю, в его руках есть сила. И переломить меня ему ничего не стоит. Но он очень бережно обращается. Сжимает. Гладит. Ни единого раза не превысил свои силовые давления.

— Выбор за тобой. И да. Никуда не пойду. У тебя останусь. Вдруг, к утру одумаешься.

Ну и что мне с этим делать? Хватка слабеет. Мужчина заходит за шкаф. И укладывается на мою скрипучую кровать. Вряд ли завтра утром он захочет того же самого. Хотя и сейчас он просто растерян. Расследование еще ведется. А значит, нет виноватых. Пока.

Я ненормальная. Вот что в такой ситуации делать? Вызвать такси! Вызвать того самого Зукаева! Телефон его знаю. А что делаю я? Укладываю мужика спать. Вытягиваю из его брюк ремень. Зависаю, рассматривая пряжку. Расстегиваю и снимаю рубашку. Шрам. Прямо в центре грудной клетки. Он совсем бледный и не четкий. Откуда он? Операция? Не удержалась, пальцами чуть коснулась темных волосков на груди. Кончиком ноготка по следу шрама веду. Еле заметный шрамик на подбородке. Почему он так изранен? Силен и слаб одновременно. Сабуров темная лошадка. Не особо рисуется и кичится своим богатством. Вот так запросто пришел к обычной сотруднице. К чужому человеку, в не самый благополучный район. И улегся спать? И уснул же. Сопит так прикольно. Какой соблазн прилечь рядом и опустить веки.

Стягиваю его носки. Пледом накрываю. Он вовсе не дурак. И знает, что делает. Увы, этого не знаю я.

В какой-то степени даже жаль этого человека. Он тащит на себе невероятный груз. Все, абсолютно все проблемы решает именно Сабуров. Не только рабочие. Но и личные проблемы сотрудников. В его руках сосредоточена не малая власть. И работать на этого человека легко и интересно. Наверное, поэтому я пришла к нему в кабинет. Зукаев слишком слащавый. Если Сабурова разгадать невозможно, то Зукаев еще более не понятная личность. И слушая отчеты на собраниях, не понимала, кто же из этих двоих важнее для фирмы.

Усаживаюсь на кровать. В моей каморке есть лишь одно спальное место. Укрываюсь другим пледом. Как-то пришлось на мебельной фабрике поработать. Перетаскала домой кучу кусков ткани. Нашила пледы, подушки. Продавала.

Ложусь так, что лицом к лицу мужчины. Протягиваю руку. Убираю. Не касаюсь. Не нужно этого.

Просыпаюсь я от того, что мне хорошо. Нежные поцелуйчики в шею сзади. В бедра упирается нечто твердое и настойчивое. Горячие ладони поглаживают живот и грудь. То, как он это делает неописуемый восторг. Стон срывается с губ. И так хочется поддаться этому безумию. Забыть все! И просто насладиться близостью мужчины. Кирилл никогда не оставался у меня. Слишком тесно. Я не позволяла оставаться.

Так что же так изменилось? За один день!

Противный скрип кровати выводи из полусна мгновенно. Легко выбираюсь из плена мужских рук. Он не удерживает. А спрятаться негде. Провожу ладонями по лицу. Боже. Я возбуждена. Так сильно, что готова продолжить. Но чертов разум не позволяет.

— Все равно это случится. Какая разница, когда, — Сабуров не особо торопиться. Закидывает руки за голову. А ноги у него длиннющие. С кровати свисают. Гулливер, блин! В стране лилипутов. Ведет бровями. Кол в брюках торчит внушительно. — И как, по-твоему, решить эту проблему? Юленька.

— Уходите. Сей час то вы точно трезвый. «Голова не болит?» — зачем спрашиваю такую ерунду. Плевать, как он себя чувствует. Он смущает меня! Выводит из равновесия! Вымораживает кости! Одновременно плавит мозг. Смотрю на него и слышу лишь свое сердце.

— А что? Полечишь? — ноток надежды в его голосе нет. Скорее, насмешка.

— Обойдетесь. Сегодня не выходной. Пора на работу. И вы…

Вскакивает. Очень быстро. И обнимает. Просто запутывает ладони в моих волосах. Дергает слегка. Чтобы лицо подняла. Чтобы впиться в мои губы своими.

Целуется он как профессионал. Я и не подозревала, что так можно. Пружинистая буря нарастает внутри. Из груди рвутся стоны. Он пожирает мои губы. Покусывает. Зализывает. Я задыхаюсь. Под пальцами его жесткие волоски. Стальные мышцы. Я превращаюсь в пластилин. И позволяю лепить из своего тела любые формы. Изгибаюсь. Майка задирается.

— Так что, продолжаем, Юленька? Или продолжишь выкать? — он играет. Забавляется. Полумрак ночи отступил. Солнце слепит, лучами играя на поверхностях.

Отчего внутри готова взорваться?! От противоречивости происходящего. Обнять и покусать одновременно. Как этого человека можно было пожалеть! Он же настоящий зверь. Поставил цель и ведет охоту. Вот только добыча из меня слабенькая.

— Продолжу. Отпустите меня. — вытягиваю руки и упираюсь.

— Мне не стоило бы особого труда уложить тебя в кроватку. И сделать все, что пожелаю. Ты уже поплыла моя красавица. Всего лишь согреть твои пальчики поцелуями. Прикусить мочку ушка. Губы твои терзать нежностью.

— Что? — меня трясет. Колени подкашиваются. Но Сабуров легко переключается, начинает копаться в моих ящичках. Достает пакетик чая. Включает чайник. Не кофе? Наш директор не пьет кофе? Он игнорирует стоящую турку и зерна. Это моя квартира. Здесь каждый штрих создан для моего комфорта. Это мой мир! И здесь никому не позволено хозяйничать. Между кухонным уголком и шкафом уголок для работы. Угловой столик. И на стене фотографии. Есть фото моей семьи. Есть фото, которые реставрировала, но не забрали.

— Иван Сергеевич. Вы можете просто сказать, что от меня нужно? — он видит фотографии. На стенах по периметру развешаны небольшие картины. Две моих работы. Зимний пейзаж. И морской берег. И три картины, которые нашла на мусорке. Да. У меня даже бомжи знакомые есть. И они знают, что их добыча меня не интересует. Советуют и помогают в поисках. Вот Сабуров мог бы пообщаться с людьми, живущими возле помойки? Вряд ли.

Пальцами касается резной рамки на одной из картин. Да, сама вырезала. И это могу.

— Скажу. Скажу. Юленька, ты мой телефон не видела? — берет в руки помятую рубашку, недовольно рассматривает. Чистюля. Откидывает вещь. И вопросительно бровями дергает.

— Не было телефона.

— В машине оставил. Твой одолжи. Вызову водителя. Собирайся, вместе на работу поедем. — он не спрашивает. Распоряжается. Будто это филиал его корпорации. Капец. Хозяин жизни. Берет мой гаджет с зарядки и набирает номер.

— С вами не поеду.

— Поедешь. Как миленькая. — сообщает, где находится и отключается.

— Вам переодеться не мешало бы. Душ принять.

— Водитель привезет мне переодеться. Душ у тебя приму.

А вот эта мысль прошибает, как огнем.

— Вы спятили, да? Иван…

— Юль, вот еще раз выкинешь, поцелую. Андестенд?

Выделила ему полотенце. Открыла створку шкафа. И вот тут он увидел мужскую рубашку.

Дернул бровями. Я молча закрыла обзор.

— Я же сказал, не против! Так испугалась моей реакции, словно у тебя здесь плетка и ошейник висят. — а я против! Что посторонний мужчина так просто в мою жизнь врывается. И даже если плетка и ошейник! Какого черта он заглядывает мне в душу! Пробирается по крупиночкам за высоченную стену. Я эту стену, как муравей выстраивала. Лепила! И никого не пущу! Сердце давно окаменело. Так проще. Свободнее.

— Не ваше дело.

Оправдываться не собираюсь. Это вообще моя рубашка. Покупала ее для своего особенного образа. В моих шкафах никто вещи не оставляет. Кирилл приходит и уходит. Кроме него здесь и не было никого никогда.

Сабуров отправился в душ. Слышала, как чертыхается. Потому что тесно. Ударяется. Свалил полочку с шампунем. Ну да. Хихикнула. Заснять бы такое зрелище.

В это время успела привести себя в порядок. Переоделась. Платье. Сегодня хочу быть девчонкой в ожидании лета. Мягкий кардиган. И туфли с вязаной надставкой.

В квартире воровать нечего. Поэтому, как только слышу выходящего Сабурова, выскакиваю прочь. Увидеть его голым и влажным выше моих сил.

Да. Он завел меня. Как китайскую шкатулку. И да! Он легко мог бы продолжить. И я не смогла бы остановиться.

На работе все как обычно. Носы в компьютер. Жужжание принтеров. Аромат утреннего кофе. И беготня по коридорам. Друзей среди коллег у меня никогда не было. А сейчас и подавно. Вчерашний день словно не со мной случился. Я же всего лишь донесла правду! Почему в этом мире ее не ценят. И сделала бы я тоже самое, не коснись эта история меня? Знала же. Многое знала. Молчала. Все мы эгоисты. Каждый. Как бы сильно добрым не казался.

По местной линии звонит Полина. Генеральный вызывает. И просит захватить копию квартального отчета. Именно я! Ну блин! Вот почему он продолжает! Разбирайся со своими проблемами! Отстань от меня! Я аж подпрыгиваю. От нервного напряжения. Бессонная ночь. И все эти волнения! Я с ума сойду скоро!

Матрена к моему столу несется. Пыхтит, как паровоз. Глаза вокруг своей оси вращаются. Она у нас девушка на выданье. Ну как девушка. Лет сорок ей точно есть. Всегда при параде. Прическа идеальная. Ни единого волоска выбившегося. На лице тонна косметики. Бровки нарисованные ползут вверх.

— Что ты ему вчера наплела? Зачем вызывает? Меркулова! Тебя спрашиваю! Зачем Иван Сергеевич приглашает младшего по должности бухгалтера?! У тебя другие обязанности!

— Если бы это касалось Вас, Матрена Васильевна, вызывали бы не меня. — не была я такой смелой раньше. Внимание вопрос. Этой смелости отчаянной мне придает заявление, оставленное вчера в кабинете генерального? Или его появление в моей квартире? Что из этого заставляет развязать язык и оскалить зубы.

Матрена выпрямляется так. Задирает нос. И с высока меня рассматривает.

— Ага. У крошки тихони прорезались коготочки. Корона не давит? Меркулова, одно удачное посещение генерального…

Не даю договорить. Тоже перед ней во весь рост выпрямляюсь. И вся бухгалтерия наблюдает эту эпическую сцену. Готовы делать ставки?! Кто из нас полетит пинком под зад. Ха.

— Не говорите того, о чем пожалеть можете, Матрена Васильевна. — поджимает яркие губы.

— Квартальный отчет зачем ему? Что происходит? Я же выясню. Лучше сама скажи. — в самом начале своей работы здесь опасалась ее. И гнобила она меня не хило. За каждый косяк, как кота бездомного носом тыкала. Но научилась обходить острые углы. Научилась быть незаметной. Но Сабуров снова перевернул все к черту!

— Может, вместе пойдем? Спросите у Сабурова лично?

Фыркнув, отходит. И ногтем по столу стучит.

— Мы еще поговорим, Меркулова. Вопрос о твоем отстранении уже поднимался на совещании.

Молчи, шепчу себе. Ну промолчи, а! Юль, ты же терпеливая девочка. Понимаешь, что эта грымза ищет повод поскандалить!

— И все же. Я пока еще здесь!

Подхватываю документами и мчусь на выход. Платье из мягкой хлопковой ткани плавно колышется по бедрам. Покрой трапеция мой любимый. Чуть прикрывает колено. И цвет мне очень идет. Вчера была роковой героиней. Сегодня нежный цветочек. Из макияжа лишь тушь и блеск на губах.

В лифте сталкиваюсь с Зукаевым. Вот как это работает? Никого раньше не видела так близко. Я же просто мелкое звено. Среди множественного персонала. С чего такие теперь совпадения! Зукаев местная звезда. Бабник беспощадный. Напоминает Адриано Челентано. Он даже ходит так же, пританцовывая. Словно пружина! Всегда улыбается. Открывая белоснежные зубы. Глазки блядские. Колоритный персонаж.

С улыбкой смотрит на меня. Я лишь поздоровалась. И его ответное привет не очень дружелюбно прозвучало. Он знает? Уже знает? Наверняка, начальник охраны его поставил перед фактом. Господи. Вот зачем мне все это надо! Уволилась бы по-тихому. И все! Ага! А ипотеку кто платить будет? А родителям помогать! А жить на что? По помойкам с бомжами тусоваться. Там хорошо. Тихо. И никто не лезет. Прикусываю губу. Что ж так лифт тащится то! Бочком к дверцам двигаюсь.

— Цветочек аленький! — Зукаев прикасается костяшками пальцев к рукаву кардигана. Не опуская своей улыбочки. — хорошо спалось, Юлия Викторовна? — знает мое имя.

— Магнитные бури, знаете ли, покоя не дают. — выдыхаю, выскакивая из лифта.

В кабинет генерального войти не успеваю. Потому что Сабуров, собственной персоной, входит в приемную позади меня! Как? И делает нечто охренительно невероятное. На глазах у офигевшей толпы! Генеральный! Директор! Меня обнимает! Целует в щеку. Ласково так. Смотрит в глаза. Улыбается. И вкладывает в руку мои, блин, ключи!

— Твои ключики, дорогая. Что же ты утром так быстро убежала? Не поцеловала на прощание? А душ у тебя очаровательный! Как и сама квартирка. Солнышко мое. Сегодня опять у тебя переночуем? — у меня один вопрос на языке вертится. Он сошел с ума? Может, пора проверить мозг? Или мне все это сниться? Зачем он делает такие закидоны? Зачем переворачивает мой собственный мирок!

Я реально онемела. Все внутри похолодело. Никогда. Понимаете, никогда в своей скучной жизни не приходилось становиться центром важнейших сплетен! Центром жалости и слезливых взглядов была! Даже до драки дело доходило. Когда родственники Николая меня в его смерти обвинили. Да. Было такое. Мама сама лично попросила меня свалить из деревни по-тихому. Чтобы им жилось спокойнее. Было все это! Но тогда был смысл! Боль от потери! Тогда реально у всех мозги вытекли от слез!

Но такого фееричного шоу играть не приходилось! А происходящее сейчас это именно шоу! Но какие причины или цели? Как играть-то! С визгом убежать прочь. Или чмокнуть негодяя в ответ!

А Зукаев и Полиночка это практически наше местное радио! Громкоговоритель новостей! Блин! Вот уж влипла по полной! Зачем?

Глаза у меня чуть из орбит не выскочили.

Иван Сергеевич заталкивает меня в свой кабинет. Со словами: Ребят, все позже! Я занят.

Прижимаюсь спиной к входной двери. По всему телу словно мерзкие змеюки ползают. Под кожей шевелятся. Так не спокойно и противно от происходящего.

— Зачем вы это сделали? Как же… ваша жена? Как я теперь вообще по коридору смогу пройтись? Да меня ваши местные дамы… — точно знаю, что среди девочек есть его любовницы! Да! Не одна! А любовницы! Бывшие, настоящие! Всегда было плевать! И вникать в это не собираюсь. Зачем он меня в это дерьмо вляпал! Прям так мощно, лицом в болото! — с женатыми я принципиально не встречаюсь. А с генеральными и подавно. Знаете ли шумиху не особо люблю.

А Сабуров как ни в чем не бывало включает свой ноут. Бумажки перебирает. Нажимает кнопку вызова: чайку нам, Полиночка. Побыстрее!

— Я кофе выпила бы. С коньяком. Или коньяк с кофе.

— В моем кабинете можно только чай. От крепких напитков еще буянить начнешь. Или приставать. Я ж не выдержу. И сам тебя на этом столе распластаю.

— Сумасшедший.

Коленки подрагивают. Хочется сползти по стеночке и спрятаться в углу. Чтоб никто не видел. Значит реально не пьет кофе. Здоровый образ жизни ведет? Под его глазами залегли тени. Еле заметные. Но они есть. Тоже не выспался на моем диванчике.

Ключи все еще прожигают ладонь.

Сабуров улыбается. И такая у него сейчас мальчишеская очаровательная улыбочка. Сердечко то мое не каменное. Екает. И тянет меня, как ниточкой к этому мужчине. Который, кажется, разыгрывает свою не понятную никому партию.

— Присаживайся, Юленька.

Он произносит ласково мое имя и входит Полина. Слышу, как звякнули чашки на подносе. Молча ставит поднос на столик и уходит. Не смотрю на нее. Пока не выходит. Рукой по лицу провожу.

— Дело о махинациях закрыто. Все виновники установлены. И вскоре будут наказаны. Сейчас возвращаем все, что было наворовано. А потом сдам их властям.

— Хорошо. Теперь я могу уволиться?

Голову на бок склоняет. Глаза прищуривает. Словно прицел ищет.

— Небольшая такая проблемка. Юленька. Дилемма. Поможешь разрешить? Ты же за правду боролась. Мошенников всех на чистую воду выводила… — сглатываю. Не нравится его тон. Вкрадчивый. Опасный. И взгляд понимающий, что говорит. Встает. И обходит стол. С листком в руке. Передо мной кладет этот лист. С моей фотографией. Резюме. При устройстве на работу. Вот черт. Я все понимаю. И он понимает, что поняла я. И такой блеск в его глазах зарождается. — даже не знаю. Тебя следом, в куче со всеми отправить. Или есть шанс на признание. — понимаю, что лицо сейчас как помидор. И в глаза ему смотреть боюсь. Но пересиливаю. Встаю. И прямо смотрю.

— Это подло. Я ничего не крала!

— Мошенничество это искусство. Но смысл всегда один! Выгода.

Поворачиваюсь к выходу. Но Сабуров меня сзади обнимает. Рукой одной за плечи. Прижимает к себе. Чувствую, как носом в макушку упирается. Нравится его аромат. Его тепло. То, как он осторожен. Хотя, наверняка, мог бы позволить себе грубости.

— В моей фирме главное требование опыт работы и высшее образование. Но в чем фокус. Ты моя девочка по образованию художник дизайнер. Училась ты много. И работала в музее. Библиотеке. Реставратор. Да? Бухгалтерские курсы. Всего лишь курсы. Этого слишком мало для того уровня работы, который ведется в моей фирме. В отделе кадров не сомневаются в твоем высшем образовании. Диплом имеется. Более того эту квартиру в ипотеку взяла. Пусть она больше на домик для кошки похожа. Да. На много лет. И платеж довольно крупны. Указала, что работаешь уже пять лет. Как ты это провернула? Выдашь своих подельников.

— Я же хотела уволиться. — не было подельников. Весь риск лишь моя ответственность. Я жулик. Я одна. — можете лично проверить уровень моей работы. Матрена Васильевна не держала бы меня в своем отделе.

— Тебе и так придется уволиться. Как раз теперь Матрена настаивает на этом. Но если ты пожелаешь. Юленька. Лишь пожелай. И останешься. Могу взять тебя в личные ассистентки. Хочешь? Тебе понравится. Обещаю.

Замираю. В его руках. Сердце грохочет. Тишина оглушает. Он долго молчит. Ждет моей реакции. Его рука не двигается. Пальцами предплечье поглаживает. И словно раздел уже меня. Так унизительно быть в чьей-то власти. Не важно с какими намерениями.

Но вместо того, чтобы усилить свое предложение доводами. И поставить меня на место должницы и мошенницы. Иван Сергеевич очень тихо мне на ушко шепчет:

— У меня нет жены. — отпускает. И присаживается за свой стол. — Жена мне изменяла. И любви между нами не было. Есть общий ребенок. Сын остается с бывшей женой. Любовницы? На работе не завожу таких отношений. Нет недостатка во внимании женского пола. И подвергать свои профессиональные качества сомнению нет смысла. А теперь слушай очень внимательно. — устанавливает постоянную связь наших взглядов. И сама я не в силах от магнититься, — Сегодня работы много. Назначены важные встречи. Ты, Юля, поедешь с моим водителем. Машина у главного входа. Поедешь, куда я скажу. — тон его меняется. Слышу стальной звон в уверенных нотах, — Слушай, что говорю. И тогда ты продолжишь жить, как пожелаешь. Я вытащу тебя из этой истории. Но сделать это могу только я. Не следует полагаться на свои умелые ручки и язык. — сама понимаю, что он сейчас извращенно, но защищает. Вот только помощь принимать не умею. И не люблю этого. Как камень, в пропасть. Вниз головой. Чтоб разбиться вдребезги. Сразу.

— Моя мама бухгалтер. — решаю, что кое-что пояснить тоже могу Сабурову, — И долгое время, практически с рождения, не только грядки полола. Изучала основы бухгалтерского учета. Дебит и кредит мне вместо сказки на ночь были. Бухгалтерия для меня способ зарабатывать на жизнь. А искусство способ жить! В случае устройства на работу в эту фирму, совместила оба этих направлений. Я просто работала. — замолкаю, но вопрос все же задаю, — Зачем вам это? Иван Сергеевич. Мы даже не знакомы. Если бы не мое появление вчера, вы бы…

— Я знаю всех своих сотрудников. И все личные дела при устройстве на работу, проходят через меня. Все. — замолкает. Откидывается на спинку кресла. И снова при мне галстук слегка растягивает. Ему душно? В помещении работает кондиционер. Здесь вполне комфортная атмосфера, — Еще одно условие. — улыбкой своей отвлекает меня, — Ты ласковая, добрая. Со мной ты просто кошечка. И называешь меня Ванечка. Со временем согласен на дорогого или любимого. — это шутка что ли? Он готов на продолжительные отношения, или даже просто продолжительный секс? С девушкой, которую несколько часов знает? — Посмотри какая ты сегодня легкая и нежная. Платье для меня? Оценил. А теперь, на выход. Все вопросы решим позже. Та сцена у моего кабинета тебе подарок. Можешь не благодарить. Юленька.

— Даже если я уволена, Иван Сергеевич. — а голос то дрогнул. Назвать его по имени очень хочется. Оказаться в его руках посреди смятых простыней. Черт! Я вместе с ним сошла с ума? — Работу необходимо доделать. И передать. Привыкла, знаете ли, Иван Сергеевич! В моем резюме есть такое понятие, как ответственная! А подарков от вас мне не нужно.

Выходя из кабинета, слышу его смех. Он доволен. Мною? Тем, что не упала перед ним на колени, умоляя о пощаде?! Сейчас он легко может меня за решетку упечь. Подделка документов. И прочая ерунда. Накосячила так накосячила. При таком раскладе бежать надо. Без оглядки. Назад в свою деревню. Там точно не найдут. Адрес деревни не указывала. И кстати, в паспорте у меня нет деревенской прописки. Ха!

Естественно, я никуда не ухожу. Но! В бухгалтерии царит тишина. Никто не разговаривает. Так, общие рабочие вопросы. Да плевать. Не больно то и хотелось. Делаю то, что повисло в повестке рабочего дня. Электронной почтой рассылаю отчет о проделанной работе. Все же на оплату своих услуг рассчитываю. Даже если уволена.

Забирать с собой мне нечего. Никогда не высаживала кактусы, и не выставляла фото в рамочке. Просто работала. Закрываю ноутбук. Подхватываю свою сумочку и иду на выход.

Странно. Матрену за весь день больше не видела. Уже на выходе, слышу громкий шёпот.

— Представь! Вывели! Под охраной! Вот уж боевик тут устроили!

— Тихо ты! Идет.

— А что тихо! Я и так могу сказать. Строит из себя королеву. А получила по заслугам-то.

Поворачиваюсь к этим дамам. Улыбаюсь. Чуть челюсть не свело. Ну такая сейчас темнота в душе. Хочется прям убить кого-нибудь.

— Девочки. Милые. — театрально так вздыхаю, подхожу ближе. Невидимые пылинки с плечика одной из сплетниц сдуваю, — вы не верте слухам. Ну чес слово! Я еще хуже. В тысячу раз. — снова вздыхаю. — не стоит вот так откровенно завидовать.

Выхожу на улицу. И надышаться не могу. Словно из подземелья выбралась.

Может Сабуров наигрался? Забыл. И осталась я без работы. С долгами. Но зато с кучей старых фотографий. Класс!

У меня нет друзей. Нет никого, где можно было бы спрятаться. Поплакаться. Напиться. Идти одной в клуб или в ресторан точно не вариант. Но и дома сидеть сегодня я не в состоянии. Единственная надежда — это Кирилл. Позвонила маме. Как обычно поболтали ни о чем. О здоровье. О рассаде. И о том, как сильно накренился наш старый дом. Мама в очередной раз прочитала лекцию о том, что надо было остаться. И не тратить деньги на квартиру в городе. Сколько себя помню, всегда экономили. На всем. Одежду перешивали, перештопывали. Все что уже подлежало уничтожению, чинили. Ели только то, что выращивали сами. Для деревни это нормально. Может поэтому я так ловко научилась восстанавливать старые вещи. Мама вложила в меня основы бухгалтерского учета. А папа показал, что бухать это плохо. Именно поэтому не пью крепкие напитки. И ненавижу тех, кто ими злоупотребляет. Странно, что пустила Сабурова в квартиру. Но оглядываясь назад, понимаю, не так уж он был и пьян. Как же его в мою квартиру занесло. Это ж надо было время потратить, выяснить адрес.

Мама сама подошла к мне в один прекрасный день. Я тогда с утра до ночи на кладбище проводила. Увидев меня, некоторые деревенские бабки, крестились. Так вот мама долго что-то говорила. Плакала. Платочком вытирая слезы. И попросила уехать. Сказала, что есть сбережения. И она мне позволит ими воспользоваться. Сказала, что жизни здесь мне не дадут. Я это и без слов понимала. Да и жить особо не хотелось. Долгие годы смысл выстраивался в одном направлении. Это было жестокой ошибкой. И первые моменты в большом мегаполисе превратились для меня в настоящее испытание.

Уехала из деревни не потому, что родные прогоняли. Нет. Там не осталось ни одного человека, на которого хотела бы стать похожей. Не хотела превращаться в озлобленную, уставшую бабу. Молодежь сразу после школы сваливали оттуда. Кто-то возвращался. Кто-то находил свою новую жизнь.

Я понимала, что у меня лишь один выход. Нет права на выбор. Нигде и никто меня не ждет.

Кирилл как обычно жмется, встречаться где-то. Ему проще дома, с пивком и телевизором. Поэтому у меня мы бываем редко. Телевизора-то нет! Квартирка моя лишь для легкого перепиха. Хотя косяк — кровать скрипучая. Соседи буйные. Домик словно из картона. Я привыкла. Кирилл не понимал, как можно в этом жить!

В его квартире оставалась на выходные. Редко. Но случалось. С мамой знакомится отказалась. Да и с друзьями его тоже. А жил он как раз с матерью. Поэтому, к нему в любое время не притопаешь!

Кирилл вполне привлекательный мужчина. Может немного простоват. Ростом ненамного выше меня. Большие ладони. И волос маловато. Он не спрашивает меня ни о чем. Почему одна? Где родители? Был у меня такой ухажер любопытный. А потом телефон стырил. Понимал, что защитить не кому. После этого о постоянных встречах речи не шло. Никого не подпускала. Смотрю на Авдеева и понимаю. Его скорее я сама облапошу, чем он меня. Может поэтому в квартиру пустила.

Подходит посреди улицы. Обнимает. И целует. Так словно сильно скучал. Мне нравится эта его манера, становится очень близким, когда мы рядом. Иногда казался слишком навязчивым. Слишком много слюнявых поцелуев.

— Ты красотка сегодня, Юльчик!

— Только сегодня?

Виновато улыбается. И снова целует. Болтать он не мастер. Ему ближе действие, чем разговор. Или даже бездействие. Но почему сегодня хочется сравнить. Тот поцелуй. Один единственный. В комнате. Он выбил меня из колеи. Взбудоражил. А сейчас я словно пустой тазик. Меня трясут, а вода заледенела. Ничего не чувствую. Целоваться с Авдеевым не хочу. Вот совсем не возбуждает. И зачем эта ненужная связь.

— К тебе или ко мне?

Я закидываю ему руку за шею. На нас обращают внимание. Уже стемнело. И вдоль дорог зажглись фонари. На фасадах зданий мерцают яркие вывески.

— Я хочу немного повеселиться. Здесь недалеко ресторанчик с живой музыкой.

— Юля! Там одни чаевые стоят больше, чем мои часы! — да уж. Часами он гордился. Бывшая жена подарила. Сто лет назад. И он до сих пор их носит, словно кубок победителя! Бывшая нашла побогаче дурачка и быстро свинтила. Детей забрала. Двоих. И поэтому сразу мне сказано было — семейной жизни не жди. Но верность предусмотрена. Хотя вот именно верности вообще не требовала.

Познакомились мы в маршрутке. Споткнулась. Упала ему в руки. Хихикали всю дорогу. Пригласил в кафе. Потом в кино. Даже в театр ходили. На втором свидании мы завалились с ним ко мне. Секс был вполне приятный. И даже ласковый. Он старался. Заботился о моем удовлетворении. Но теперь встречи становились все реже. И скупость этих встреч уже надоедала.

— Я оплачу.

Он радостно бредет следом. Но далеко уйти не получается. Я буквально врезаюсь в высокого парня, в белоснежной рубашке. Водитель Сабурова. И он открывает передо мной дверцу автомобиля.

— Юлия Викторовна, вам лучше присесть в автомобиль.

Кирилл стоит позади меня. Хмурит брови. Он не пытается преградить путь незнакомцу. Или вообще поучаствовать.

— Ты знаешь кто это? Юля. У тебя есть такие знакомые? — строго так говорит. Даже с нотками нервной ревности.

Водитель терпеливо ждет. В темноте салона понимаю — там никого нет. Сабуров уверен в том, что не откажусь. Он ждал меня на выходе с работы. Но я знаю обходные пути. И то, что он найдет меня посреди города, стало сюрпризом. Следил? Да ну нафиг! Зачем ему такие сложности! Да вечер с Авдеев точно не обещал быть впечатляющим. Даже водитель Сабурова выглядит интереснее и мужественнее, чем мой спутник. Так и было задумано. Мне не нужны уверенные в себе мужики. Они точно захотят больше, чем легкое ничего. Авдеев со мной бороться не стал бы. Да блин! Что ж такое.

Подчиниться. Единственный выход. Вопрос в одном — какая у него цель? Я не нужна ему. Это точно. Как девушка не интересна. Хоть он и распускал руки. Но это скорее проявление мужского превосходства. И просто способ играть на моих нервишках. Не более того. Ему интересна моя реакция? Как поведу себя в рамках шантажа? О! Иван Сергеевич! Ты меня совсем не знаешь.

Он прислал машину. Не такси. Или смс. Своего личного водителя. За мной!

Водитель медленно поднимает руку с телефоном. И вручает мне. Кирилл пытается помешать. Ну как пытается. Пыхтит так смешно. Смотрит в упор в глаза. Типа, фу! Брось!

— Юля, у нас планы!

Отвечаю.

— Юленька, мы так не договаривались. Выбор в твоем случае резко изменился — приехать ко мне или в полицию. Там сейчас и глав бух наш развлекается. У нее допрос с пристрастием. Повеселишься в компании Матрены.

Ну что же он прицепился, как клещ!

— Иван Сергеевич. Вы для поездки в полицию личного водителя ко мне отправили. Попутали что-то? Вам нужны мои органы, да? Иван Сергеевич? — не замечаю, как повторяюсь с его именем. Нервничаю. И скрыть это плохо получается. Сабуров! Гаденыш! Из равновесия меня выводит, — Я и так никуда не денусь. Рабочее время закончилось. Все долги возвращены. У меня как бы свидание.

— Села в машину. — и сбросил вызов. Поворачиваюсь к Кириллу.

— Мне нужно поехать.

— У тебя папик появился? — сразу так да? Он даже не пытается попробовать выяснить. А вдруг помощь нужна? Поддержка? На лице то самое выражение, словно в какашку вляпался. И таким он бледненьким сейчас кажется. Бесформенным. Как растворяющееся облако.

— Кирилл, ты же ничего не знаешь.

— Вижу. Нарядилась. Прихорошилась. В рестораны потянуло. Сравниваешь? Я точно твои запросы не потяну.

— Пожалуй, на этом все.

— Я говорил в самом начале. Секс только со мной. Других терпеть не стану. Я пытался, Юля, принимать тебя такой, какая есть! Со всем мирился!

С чего такие упреки. В верности друг другу не клялись. Да наши отношения вообще чисто без условий. Но его презрение взбесило.

— Принять человека таким, как он есть, может только земля! Кирилл. Секс? Да ты и не знаешь, что это такое! — и прыгаю в автомобиль. Все. Теперь точно все. Одна. Во власти человека, который ничего не говорит. Что ему от меня надо!

Не только Кирилл приписал мне роман с генеральным. Не только он превращает эту сплетню в мою идею! Сабуров правильно свои карты разыгрывает. Козырями хвастается.

И он правильно сказал. Легко мог бы меня уложить в постель. Легко. Я бы и сопротивляться не стала. Попользовался бы и забыл. Но нет. Что-то еще ему нужно. Раз уж тянет! Потрахаться на рабочем столе могли бы в первую встречу. Когда я как бешеная в его кабинет влетела. Еще тогда все можно было бы сделать. И забыть. Перевернуть страницу. Но нет же! Ему этого мало?

Кирилл никогда не поддерживал моего увлечения старыми вещами. Не понимал. Кривил губы, кода рассказывала. Ему даже приходилось меня из ментовки забирать. Забавно. Это была годовщина фирмы. Ресторан за городом. Домой разъезжались на такси. За счет фирмы! И вот попадаем мы в аварию. Таксист с разбитой головой. А машина, которая выехала на встречку, уехать пытается. Наверное, это тоже причина не пить. Алкоголь позволяет отпустить тормоза. А в тот вечер я выпила. И перед машиной этой выскочила. Дядя водитель очень однозначно дал понять, что переедет меня! Еще две девчонки из фирмы с нами были. Визжали они капец как. После того случая не разговаривают со мной. Я же водителю, сбившему нас, пинка выписала. И по роже не слабо так проехалась. Николай научил. Говорил, помни Юлька! Никакой агрессии. Бей и улыбайся. Хорошо полиция быстро приехала. Меня от этого мужика отдирали. В полиции потом не понимали на кого заявление писать!

Я так и не поняла, как Кирилл тогда меня забрал. Но приехал! Я считала, что он мне подходит. Потому что так проще. Без эмоций. Без ответственности. Вся жизнь сплошная полоса безразличия.

В моей жизни был лишь один мужчина. Тот, кто будоражил кровь. Тот, кто заставлял смеяться. И любить. И это уже не повторить.

Откидываю голову на подголовник. А рукой нащупываю нечто. Мини бар. Зачет, Иван Сергеевич. Вот уж пора бы мне оживить кровь, застоявшуюся в венах. Для храбрости. Чего лучше? Коньяк? Вискарик? Все. По очереди. И водкой шлифануть. Я же деревенская. А там мы самогон тайком на сеновале пили. И волосами занюхивали. И на дискотеках потом выплясывали. Из сумочки достаю наушники.

Глоток коньяка. Оу! Супер! Горячо! Ненавижу алкоголь. Мотоциклы. И неизвестность. Но сейчас можно изменить своим принципам.

«Разбежавшись, прыгну со скалы!» подвываю королю и шуту! Дергаюсь в такт! И плевать, что водитель оборачивается. Я попала! Ох попала! Да и пофиг.

Живой сдаваться не собираюсь. Да, не люблю алкоголь. Но иногда его действие просто необходимо. Чтобы вот это приятное жжение охватило внутренности. Чтобы постепенно отключалась голова.

Из машины я уже практически вываливаюсь. К ногам Сабурова. Он помогает мне встать.

— Оп-пачки! А вот и наш главнюк! Ик!

— Да ты в дрыбодан.

— Именно. У т-теббяяя тааакой… как его там… пофиг.

— Юль. Ты что меня боишься?

— Упс. Ты тоже пьяный приползааал.

— Не нужно. Все на самом деле легко и просто. — он подхватывает меня на руки и несет в дом. Водитель как-то нервно ему путь перегораживает. Но Сабуров ему меня не отдает.

А я сейчас смелая. Обнимаю его. И даже пытаюсь пуговицы рубашки расстегнуть. Хохочу. Ну, да. Обычная пьяная дура.

Голова звенит. Поднять веки нет сил. Я проснулась. Все еще в туманной поволоке. Пытаюсь нащупать шкафчик. Но рука натыкается лишь на мягкую постель. Слишком большую постель.

Приоткрываю глаза. Персиковое белье. Шелк? Реально шелк? Натуральный. Скользит под пальцами так нежно и изысканно. В моей квартирке такого быть не может. Заглядываю под воздушное одеяло. Голая. Я голая. Вчера. Так. вчера… Кирилл… машина… коньяк. и пустота. Где я на хрен нахожусь? Закрываю глаза. Снова под одеяло с головой прячусь. Меня в рабство продали? Водитель Сабурова! Точно. Сабуров.

Выглядываю снова. Никогда не сдавайся. Позорься до конца. Отличный девиз сегодняшнего дня.

Это не кровать! А нечто бесконечное. А сверху легкие складки балдахина. Очень высокий потолок. Поднимаю глаза и начинаю стонать. Вся обстановка в спальне довольно пафосная. Даже скорее сказочная. Словно мультик нарисованный. Тяжелые габардины на окнах. Витражные узоры. Мебель явно не новая. Даже скорее антикварная. Очень красивая. С элементами вензелей.

Забываю боль головную. Плевать, как я здесь оказалась. Это потрясающе. Грандиозно. Я была в Санкт-Петербурге. Когда училась еще на художественном. Вывернулась, но поехала с группой. И бродила по бесконечным дворцам и музеям. Так вот. Сейчас я словно в одной из великокняжеских резиденций оказалась!

На резном кресле рядом с кроватью накинут пеньюар. Нежно-голубой. Атлас. Приятно к телу. Накидываю и перетягиваю пояском. В приоткрытые окна слышу звуки весны. Трели птиц и аромат листвы. Здесь же на стенах необычная отделка. Засматриваюсь. Слегка ноготком скребу.

— Никаких истерик? — голос Ивана не пугает. Даже не вздрогнула. Поворачиваю голову. Улыбаюсь. Он в легком джемпере и домашних брюках. Такой весь домашний и спокойный. Словно мы любовники. И это обычное утро вместе проводим. — не женское это дело, Юленька, молчать. Принес тебе чай. С лимоном. Витамин ц как раз тебе полезен будет.

— Привет. — не могу прекратить любоваться окружающим интерьером. А заодно на хозяине этой роскоши зависаю. Он, как ярчайший изумруд взгляд притягивает.

— Привет? А как же упорное Вы?

— Ваня. — произношу его имя понизив голос. Босыми ступнями по прохладной плитке ступаю. — я подумала, а какой смысл сопротивляться. Это же банальный сюжет романтической истории. У нас быть романтики не может. Так вот она я. Делай что пожелаешь. — делаю глоток чая. Прямо из его руки, пока бокал держит. Смотрю так невинно-соблазняюще.

— Думаешь, так быстрее отстану? Ошибаешься. — ставит бокал на низкий столик. И меня по-хозяйски за талию приобнимет. Склоняется. Я голову отворачиваю. И он в плечо, сквозь ткань пеньюара целует. — Юль. Как ты себя чувствуешь? — заботливый. В такого принца легко влюбиться. Его улыбка. Его нежность. Всего несколько часов. А мы уже так близки. Год назад даже издалека не видела Сабурова. А теперь в его руках таю.

— Буянила? — лишь смутные образы в голове. Комнату эту совсем не помню. Не могла я просто отрубиться. И спать голенькой улечься. Кто-то меня раздел. И кто-то заставил лечь!

— Не много. Танцевала. Кое-какие экспонаты с мест повалила. Ты же понимаешь, что это не просто дом.

— О, Боже! Ничего не помню. Что еще? Ваня. Расскажи. Что было!

— Ну во-первых заявила моему дяде, что ты плохая девочка. Неадекватная и психически неуравновешенная. Особенно когда выпьешь. Затем рвалась уйти пешком в город. Мы, кстати в городе. Просто далеко до общественных мест. Говорила. Что таких плохих девочек нельзя приводить в такие красивые домики.

— Дядя? — я ничего больше не услышала. — Твой дядя вряд ли теперь захочет со мной общаться.

— Захочет. У него нет выбора. Самым эффектным из всего цирка был твой танец.

— Танец?

— Ага. Ты включил музыку на своем смартфоне. Кажется. Ненси. Дым сигарет с ментолом. Пела и танцевала. На столе. Призывая нас тебе подпевать. Пойдем, покажу, где концертная программа проходила.

— Я же могу просто уйти не заметно. Зачем мне с твоими родственниками общаться. Тебя одного более, чем достаточно.

— Поздно. Дорогая. И есть кое-какие планы на тебя.

— Хочу свою одежду.

— Меня не хочешь? Вчера хотела. Очень. Раздевалась сама. — он насмехается. Но так трогательно. Аккуратно. И ждет, как я приму эти слова его, — Тебя тошнило. Платье немного пострадало. — жаль платье было новым. Вещей у меня не так много, чтобы ими раскидываться. Перед глазами встаёт сцена, как я обнимаю унитаз. Иван подает мне воду и помогает умыться. Я отталкиваю его.

— Почему я ничего не помню. — пусть думает, что не помню. Жутко стыдно, — Я хотя бы ничего здесь не повредила? А то еще счет выкатишь! Как раз еще на парочку ипотек!

— Дядюшка чуть инфаркт не схватил. Но главное дом остался цел.

— Он твой?

— Да. Дом мой. Но живу не один.

— Ужас какой. Не в смысле. Что ты не один…

— Понял я. — он смеется. Из рук меня не выпускает. — Юль. Ты навредить себе могла. Неужели я так сильно тебя пугаю?

— Я просто захотела выпить буржуйского пойла. Классная машина. И бар в подлокотнике.

— Теперь надо пополнить. Чтобы ты комфортнее себя чувствовала в этом автомобиле.

— Нет. Не собираюсь в твоих тачках разъезжать. Уйти хочу. — судя по аромату своего тела, душ я вчера принимала, — Отпустишь? — я делаю большую ошибку. В глаза ему заглядываю. В тот момент. Когда он не ждет этого. Заглядываю и теряюсь. Как это в кино бывает. Когда музыка. И долгие перегляди. Млею в изумруде его глаз. В том, что там на самом дне прячется. Никогда такого видеть не приходилось. И надежду на трепет сердца похоронила давным-давно.

Сабуров ждет. От меня ждет. Реакции. Слов? Я все еще сомневаюсь в возможности его заинтересованности во мне! Но сейчас, глядя в глаза, верю. В них я вижу себя. Вижу такой. Какой была когда-то. В прошлом.

Встаю на носочки. Сама тянусь. И губами его губ касаюсь.

Иван запускает пятерню мне на затылке. Пальцами волосы перебирает. Этот поцелуй нечто новое. Нечто волшебное. И я растворяюсь в своих совершенно необыкновенных ощущениях. Всем телом вдоль его торса вытягиваюсь. И такая сладкая истома охватывает. Протекает как теплая река по венам. Закипая. Превращаясь в искрящийся фейерверк.

Он нежно языком в мой рот проникает. Ласкает. И я ловлю его стоны. И дыхание наше учащается. И утро темнеет. Потому что перед глазами сумрак страсти слепит. Сабуров не останавливается. К кровати меня подталкивает. Верхняя часть пеньюара спадает с плеч. Его ладони на талии. Сама выгибаюсь. Подставляю грудь его губам. По шее проходится. Поцелуями обжигает. Втягивает в рот темную горошину соска. На кровать меня валит. И сверху надо мной нависает. И снова губами владеет. Рука его по моему бедру вверх скользит. Сжимает. Крепче к себе притягивает. Под брюками не слабая эрекция. Взглядом на мне застывает. Я ж голая. Пеньюар лишь на поясе. На талии держится. Ладонью по моей промежности проходит. Стон невольно из горла вырывается.

Я сама дрожащей рукой подол запахиваю. Пытаюсь прикрыться. Сабуров встает. Во весь свой рост выпрямляется. За руку меня берет. Подняться помогает. И в лоб целует. Отворачивается. Ему это не легче, чем мне дается. Собраться. А все могло бы быть. И он снова остановился. Значит, на самом деле тянет. Или так же не доверяет. Почему надо все усложнять! Не хочу так.

— Дядюшка ждет нас на завтрак. Не стоит вновь его шокировать. Тебе подготовили платье. И все необходимое. Вчера ты душ принимала. С моей помощью. В твоих глазах застыл вопрос. Но смирись. Просто смирись. Юленька. Вчера ничего не было. Я не тороплюсь. Ты моя. Ты здесь. Потому что больше я тебя не отпущу.

— Прости. Я тебе не верю. И хочу знать настоящую причину.

— Мы поговорим. Позже. Кстати. Ты вчера мне парочку своих органов предлагала. Взамен свободы. Так вот. Я согласен. Если отдашь мне свое сердце.

— Сердце? Оно опустело много лет назад. Иногда сомневаюсь, что у меня не механический мотор внутри. Возьми мое тело. Пользуйся.

— Тело без сердца не имеет для меня ценности. Юленька. Мне нужна ты. Вся. Без остатка. На меньшее я не согласен.

И он уходит. Да. Мне подготовили все. Даже нижнее белье. Туфельки. Платье элегантное. Мягко струится по телу. И цвет такой фантастический. Млечный путь. Да. В одном рисунке все оттенки синего. С мириадами звезд. Тонкий кожаный поясок на талии. Очень элегантно и женственно.

А я не могу так просто успокоится. Все тело напряжено. Колени дрожат от недотраха. Я хочу его. Хочу. Скидываю пеньюар. Снова на кровать ложусь. Там, где он только что меня ласкал. И широко раздвигаю ноги. Всего лишь пара движений кончиками пальцев по клитору. И тело сотрясает долгожданная дрожь оргазма. Его рот на своей груди представляю. Его пальцы внутри моей киски. Его запах везде. Он заполняет рецепторы. Хочу его. Так же. Всего. Целиком. Но на короткое время. На долгосрочные отношения не согласна буду я.

Аравин Матвей Владленович оказался вполне общительным и понимающим дедушкой. Импозантный и галантный человек. Целовал мне руки. И помогал присесть, отодвигая стул. Просил называть его просто дядя. Цитировал классиков. И восторгался моей красотой. Утверждая, что сейчас не ценят истинную ясность души. А в моих глазах есть осмысленность и свет ума. С таким интеллигентами приходилось общаться при работе со старинными картинами, фотографиями, книгами. Аравина можно заслушаться. Он, оказывается до сих пор читает лекции в университете. И проводит семинары на тему утраченная история. Сабуров лишь наблюдал за нашим диалогом. Да! Я тоже могла похвастаться знанием классики. Возможно, провалы в образовании достаточно серьезные. Но кое-что мне все же вполне доступно.

И в зелени глаз Ивана ловила нечто похожее на гордость. Он так реагировал, словно я его близкий человек. Как это возможно? Пусть его лицо и кажется знакомым. Но вспомнить его не могу.

А после завтрака мы втроем отправились на экскурсию по дому.

— Это здание признано памятником архитектуры. Хочу часть его отдать под музейную экспозицию.

— Не думала, что ты так лояльно относишься к общественному посягательству на личное.

— Милая Юленька, у нашей семьи есть выбор, где и как жить. — дядюшка поддерживал меня под руку, указывая на тонкости интерьера, — Родители Ивана владеют несколькими зданиями. Недвижимость это лучшее вложение средств. А этот особняк давно опустел. Я здесь, как сторож. Территория вокруг слишком большая. В доме хранится огромное множество оригиналов мировых деятелей. Библиотека. Винотека в подвале. И там до сей поры можно найти вино многолетней выдержки. Картинная галерея не хуже. Чем в царских покоях. Наши предки коллекционировали и собирали по всему миру экспонаты. Некоторые из них только сейчас начинают обретать свою ценность и уникальность.

— Собственно для этого ты здесь. В фирме твоя карьера в любом случае заканчивается. Бухгалтерия не твое призвание. А здесь необходима серьезная работа. Систематизировать и создать каталоги. Выбрать то, что лучше продать или отдать в музеи. А что оставить. Критерии вы с дядей и определите.

Смотрю на этих двоих и не понимаю. Они не надеются появлению наследников? Нет достойных оценить все это богатство? Зачем им создавать музей из собственного дома? Что скрывает этот взгляд. Полный вселенской тоски.

— В общем это я просил Ивана найти мне помощницу. Знающую людей в нужных структурах. Но не думал, что он приведет свою невесту. Это стало для меня полнейшей неожиданностью. Невеста! Да еще такая веселая! Милая девочка. Юленька. Ты достойна любых сокровищ. Я одарю тебя. И ты сама определишь, чтобы хотела для себя оставить. — снова подарки, покупки. Снова непонятные фразы!

Вот тут я остановилась. Резко. Так что дядюшка на меня наткнулся. Ошарашенно оглядываюсь на Ивана.

— Чего? Кто невеста? Я что ли?

Сабуров подхватывает меня под руки и ведет в галерею, выходящую на улицу.

— Дядя нам с невестой переговорить надо! Она у меня такая скромница!

— Конечно! Развейтесь, дети! Заболтал вас совсем! У меня есть чем заняться.

Ваня прикрывает мне рот ладонью. И я кусаю тонкую кожу между большим и указательным пальцем. Разворачивает меня к себе и утыкается носом в мой нос.

— Тихо, кусачая моя кошечка. Я ведь тоже могу укусить в ответ.

А мне смешно становится. Вот реально. Все происходящее это не со мной. Так почему я не могу быть какой-нибудь беззаботной и глупой! Верчусь вокруг своей оси. И смеюсь. Юбка разлетается так красиво перекатываясь. Танцуя, делаю несколько па. Иван подхватывает. И очень умело ведет в этом танце. Без музыки. Он подпевает. Боже! Так ведь точно потеряю себя. Не хочу. Повторения той боли. Не хочу новых потерь. Он кружит меня. Умело. Бережно. И душа моя танцует в такт. Он крепче меня обнимает. Так что ступни от земли отрываются. И щекой о мою щеку трется. Как песик ручной. Ласка эта непредсказуемая. Нежность в его глазах.

Я позволила себе напиться, отпустить тормоза. Вчерашняя ночь лучший показатель его планов на меня. Напилась не потому, что боюсь. Нет. Это другое. Я боюсь себя. Себя вот такую. Какой становлюсь рядом с ним.

— Я твоя невеста? — резко сменяется улыбка на строгий тон. Из объятий своих меня разворачивает. Чтобы увидела красоту вокруг.

Дух захватывает от представшего глазам зрелища. Длинная аллея. Изумрудный газон. И цветущие кустарники белоснежной сирени. Аромат головокружительный. Вдоль плиточной дорожки скульптуры. Закрученные столбы с фонарями. Видеонаблюдение. Чуть поодаль садовник щелкает секатором. Охранник прогуливается, строго оглядываясь.

Величественное и торжественное здание. Колонны. Лепной декор фасада.

Отвлекает меня. Умело. Понимает, что нравится. В припрыжку по дорожкам бегать хочется. Отпустить все тормоза. Затянуть этого мужчину под куст сирени. И целоваться по опухших губ.

— Не знаешь ты меня, Иван Сергеевич. Понятия не имеешь, кто я и что я такое!

— Может быть и не имею. Но судя по тому, как ты с дядей на равных общалась. Как глаза твои от красоты загораются. Как умеешь красивые вещи ценить. Не пара тебе этот морж безликий. Авдеев, кажется.

— Кажется? Ты следишь? Ты знаешь с кем я общаюсь? Как ты в городе меня нашел? Я что в реалити-шоу?

— Ты в нормальную жизнь попала. Ясно. Нормальную. Где девушка 25 лет учится. Ходит на свидания. Путешествует. И занимается тем, что ей нравится. А не насилует себя уборкой помещений или бухгалтерией, которая ей не нравится.

— Это моя жизнь. Я ее выбрала. Я ее сделала такой. И ты сам сказал. Мне 25. Я могу всего добиться! Сама!

— Прогоняя людей? Отрицая любые попытки помощи?!

— Уйти хочу.

— Снова! Бегать легче, чем прямо смотреть и решать! Юль. Это не жизнь.

— И я не твоя невеста!

— Мой дядюшка, хоть и кажется простодушным, но это не так. Он не пустит в свой дом кого попало. Я не мог рассказать, кто ты на самом деле. Девушка бухгалтер, которую, по сути я уволил за мошенничество.

— Иван, ты же не думаешь, что это нормально. Приводить в такой дом девушку… мошенницу! Я не стану оправдываться. Да, жизнь заставила. И возможно, были и другие способы решить проблему. Начальник охраны Воронов, он тоже твой друг. Он дотошный человек. И наверняка мог легко раскопать обо мне все.

— Ты на это надеялась? Что тебя разоблачат? Юля. Это смешно! Тебя могли уволить по статье!

— Ты в любом случае не тот человек, который будет учить уму разуму. Иван. Наши пути слишком отличаются. Ты это самолет. Лакшери! Боинг! А я… даже не трамвай. Я самокат. Маленький такой. Скромный. Так вот самокат никогда не сможет оказаться на взлетной полосе. Хватит. Поиграли. И пора остановиться.

— В этом доме храниться много тайн. Дядюшка начинает серьезные разборки. И поэтому мне нужен здесь свой человек. Но именно человек не заинтересованный в наших семейных распрях. Понимаешь?

— Я не шпион.

— Да что ты! А по-моему, великолепный шпион! Никита высшего разряда. Короче. Считай это возвращение долгов.

— А скорее шантаж напоминает.

— Пусть так.

— Одно условие.

— Ты мне условия смеешь ставить?

— Не домогайтесь меня. Ясно.

— Опять вы?

— Именно. Я снова становлюсь вашей подчиненной.

— Ты моя невеста. Пусть по легенде. Но моей близости не избежать. — он больше не пытается ко мне прикоснуться. Снова все изменилось. И стена между нами окрепла. Сама от него пару шагов делаю. Словно осматриваю. Но окружающая роскошь вдруг поблекла. Снова в свое болото возвращаюсь. Даже не сказка. Эпизод. Я лишь эпизод его жизни.

— Домой я поехать могу?

— Жить здесь будешь.

— Да блин! Работники музея домой по вечерам уходят!

— Отсюда до твоего дома как раз сутки добираться будешь. Или есть права? Могу машину предоставить.

— У меня нет прав вождения. И вам это известно, Иван Сергеевич. — я боюсь водить. И это факт. Любые средства передвижения для меня не особо надежные штуковины.

Вот тут Сабуров повторяет свой фокус с поцелуем. Очень ловко обхватывает меня своими ручищами. И снова я в его власти. И границы моего покоя нарушены. Он усиливает нажим. Настойчивее выбивает стон. В горле замирает сердце. Эти качели меня вымораживают. Всю душу вытряхивают наружу.

— Я говорил уже. Поцелуй. За очередное Вы.

Звонок моего телефона отвлекает. Кирилл.

— Не отвечай.

— За это ты что со мной сделаешь?

— Нарываешься, Юленька?

Ну, конечно. Распорядитель. Глядя ему в глаза, прикладываю гаджет к уху.

— Да, Кира. — Отворачиваюсь. Взгляд Сабурова отвлекает. Переспрашиваю Кирилла. Потому что теряю нить его речи. Он пострадал на производстве. И теперь в больнице. Долго объясняет подробности. Но итог один. Просит помощи. И я соглашаюсь. Почему нет. Он для меня не чужой человек. Я могу отказаться. Но не откажусь. Поворачиваюсь к Сабурову. Не стану оправдываться. Слишком привыкла быть одна. Я одна.

— Мне вызвать такси? Иван Сергеевич, могу сама до города добраться.

— С тебя станет.

Такси приехало довольно быстро. Он отпустил слишком просто. И ничего не спросил. Не было от него ни сообщений. Ни звонков. Обиделся? Или все равно ему. Мне не все равно. Хотелось бы его внимания. А с другой стороны. Так лучше. Увидит мой дурацкий характер и отстанет.

Заехала домой. Переоделась, наконец-то в свои нормальные вещи. Мягкий трикотажный костюмчик. Кроссовки. За спину маленький рюкзачок с мишкой на брелочке. Рюкзак сама вязала. Расплела найденный плетеный коврик. И получилось очень даже прикольно.

С Кириллом провела почти сутки. Пришлось съездить к нему домой за вещами. Оказывается, его мама уехала в другой город, к сестре. А друзья отправились в отпуск. Те, кто мог помочь. Он тоже совсем один. Ему отрезало на станке два пальца. Производственная травма. И плюс ко всему сильный удар головой. Вид у него на самом деле пугающий. Но я бывала в травматологической реанимации. От похожих запахов и звуков на миг в ступор впадаю. Даже в палату не сразу вошла. Но взяла себя в руки. Я не слабачка. И справлюсь.

Кирилл грубить больше не стал. Но и прощения за последнюю встречу не попросил. Просто с ним так всегда. Если мы общаемся, значит, само собой обиды рассосались. Зачем обсуждать глупости.

Здоровой рукой взял мою руку. И так по собачьи в глаза посмотрел. Вид у него очень пугающий и несчастный. Бледный. Почти под цвет бинтов. И серых простыней.

— Юль. Ты подумай. У нас же все могло бы получиться.

— Нет. Кира. Проблема в том. Что я ничего не хочу. Не с тобой. Нет. Вообще ни с кем. Я выжженное поле. Не получается. Быть как все.

— А с ним… кто машину за тобой прислал, тоже не получилось?

— Я же здесь.

Разговаривала с врачом. У медсестры выспрашивала, что необходимо делать. Та лишь недовольно вздыхала. Пока ей конвертик в халат не подсунула. Кирилл как ребенок капризничал. Помоги поправить подушку. Шея затекла. Суп такой невкусный. Можно сольки добавить? Чай слишком горячий, остуди. Капец. Да я никогда в жизни так ни с кем не нянчилась. И в какой-то миг, глянула на себя в зеркало.

Черт. Да меня саму можно в больничку укладывать. Бледная, глаза болезненно сверкают. Я устала. Слишком много ненужных событий. Нет. В няньки я не гожусь. Еще один его каприз. И все. Сама его прибью.

На рассвете выхожу из палаты в коридор. Размять косточки. Спать полусогнувшись на стуле очень неудобно. Телефон разрядился. Зарядки у меня нет. Иван знает, где я? Да и зачем ему знать. Что у нас происходит? Что это такое? Способно ли мое сердце трепетать. Не с Сабуровым. Не с ним. Здесь в больнице вновь вспоминаю прошлое. Кирилла жаль. Но надолго я здесь не останусь.

Задумавшись, не сразу слышу стоны. В соседней палате. Медсестру позвать. Но сначала заглядываю. Женская палата.

Матрена? Показалось, наверное. Подхожу ближе. Женщина тянется к тумбочке, где стоит стакан с водой. Ее нога на растяжке. В гипсе. От самой стопы до бедра. Волосы, как палки торчат вдоль лица.

— Матрена Васильевна?

Она видит меня. Широко раскрывает опухшие глаза.

— Ну нет! Только не это! еще тебя не хватало! Пришла посмеяться?

Я молча помогаю ей приподняться на подушке. И подаю стакан с водой.

— Я пойду.

— Стой. Присядь, Юля. Поговорим. Вот. Наверное, твоими молитвами здесь оказалась. — Смысл оправдываться? Эту даму не переспорить. За год работы с ней поняла, что она твердо верит в свои собственные доводы и рассуждения.

Морщит свой и без того морщинистый лоб. Сейчас без ежедневного образа, Матрена выглядит старше своих лет.

— Ты можешь работать, как работала. Я не стану ничего открывать о тебе. Не учла я твою… связь с Сабуровым. Совсем из головы вылетело. Смотрела, какая ты серая одиночка. Нет у тебя ни друзей, ни поддержки.

— Поэтому решили сделать козлом отпущения. Сейчас в грехах своих каетесь.

— Вот еще. Живу как все. Думаешь, это единственная не правомерная схема в фирме? И твой Сабуров белый и пушистый. Ну-ну. Деточка. Он тебя спас в этот раз. Может еще не наигрался. Жена вернется. И снова к ней побежит.

— У него же нет жены.

— Он тебе сказал? Есть жена. При чем из очень влиятельной семьи. При разводе затрагиваются вопросы не только бизнеса, имущества. Есть еще и ребенок. Процесс затянули. И сам Сабуров руку приложил. Все думают надеется жену вернуть. Жена его сейчас. Кстати, гостит у его родителей. В Швейцарии, кажется. Они семья. А ты эту семью разбиваешь.

— Мне это знать зачем? Ваши мысли и доводы меня не интересуют. — но замолкаю. Осмысливая ее слова, — И что значит меня спас? Меня не нужно было спасать! Я ни в чем не виновата. Матрена Васильевна. Я пойду. У нас с вами не разговор, а какая странная пере формулировка сплетен.

— Не сплетни это. Ты, Меркулова, любишь глаза на правду закрывать. Так вот теперь слушай. Не надо романы с женатыми и богатыми крутить. Он тебя прожует и выплюнет. А женушка его растопчет. И они потом вместе хохотать будут.

Молчу. Но почему-то не ухожу. Устала. Не спать по ночам сложно. А в больнице, да еще не с самыми приятными людьми это мучение. Но вижу, как эта женщина, привыкшая к грубости, хочет что-то важно сказать. Она не истеричка. И очень даже профессиональна на своей должности была. Что же сподвигло ее к не честным поступкам. У меня ничего нет с Сабуровым. Но все уверены в обратном. Его поступок тому подтверждение. Он обнял меня возле кабинета. Слишком по-хозяйски. Но! Матрена могла об этом не знать. Так почему?

— Почему вы так уверены в нашей связи?

— Шутишь, Меркулова?

— Меня Юля зовут. В данной ситуации…

— Молчи девчонка. Глупая ты. Не понимаешь, что важно. Сабуров знал о твоем подлоге. В отделе кадров сразу нашли не точности. Один диплом чего стоил. Я к начальнику охраны отправилась. Но он и говорить не стал. Отправил к Сабуров. И именно он распорядился взять тебя на должность бухгалтера. Ясно? Ты протеже нашего генерального директора. Дорогуша. Можешь гордиться своими достижениями.

Я не была знакома с Сабуровым год назад. И попала в фирму по объявлению.

— И еще. Мы не даем объявления в общие массы, Юля. К нам не приходят с улицы.

То, что я в шоке слабо сказать. Рот открыть не могу. Застыло все. Заледенело. Даже сердце стук не слышу. Лишь гул в башке. Словно меня об стену ударили. Что за шпионские игры? Зачем он убеждает меня в том, чего нет? почему год молчал, что все знал? Позволил мне работать. Теперь в невесты меня выдвинул. Убеждает, что не женат. Хотя я этого не требовала. У нас нет отношений. Но тогда зачем весь этот фарс?!

В самом начале у меня мелькала мысль, что мы знакомы. Его лицо смутно кого-то напоминало. Я пыталась в интернете найти его более ранние фото. Но везде говориться, что он жил за границей. И нет информации. Ни единой фотографии. Он изменился? Операция. Что за операция была на его сердце. Его шрам! Шрам находится именно на грудной клетке. Да при чем тут я!

Я бреду в палату Кирилла, как сомнамбула. Спотыкаюсь о лавочку в коридоре. Больно ударилась щиколотки. Ругаюсь. И на корточки приседаю. В коридоре все так же сумрак стоит. Скоро начнется обычная суета. Не могу здесь больше. Не хочу. Матрена скорее всего под лекарствами бред несет.

Поднимаю взгляд и вижу Сабурова. Он прислонился к косяку у палаты Кирилла. И молча наблюдает. Внимательно выжигает меня взглядом. Подходит и помогает на ноги встать. Ладонью по щеке моей проходит. Волосы как сосульки. Помыться бы. После этой больницы словно кожу лекарственный запах облепил. Аж чешется все. Машу головой. Чтобы руку убрал. Не надо ему об меня пачкаться. Он приехал. Он даже не понимает, что этот приезд его значит. В его поступках появляется совсем другой смысл. После слов Матрены.

— Поехали, Юля. Ты устала. Твоему… другу я приставил сиделку. Завтра его переведут в отдельную палату. И когда приедет его мама, она сможет остановиться со своим сыном. — он не имеет права на ревность. На меня прав у этого человека нет. Голос слегка звенит от стальных ноток. На плечах словно несу нечто неприподъемное. Так не просто все. Так хочется гадость сделать или сказать. Просто огрызнуться. На его заботу. На его понимание происходящего.

— Он мой любовник. Не друг. А вот кто мне ты. Это большой вопрос. Ну что ты прицепился ко мне, Иван Сергеевич, блин! У тебя же столько сил. Целая корпорация! Куча подчиненных! У тебя есть чьи вопросы решать! Кого тыкать носом, и заставлять подчиняться! — я говорю очень тихо. Кричать не могу. кажется, охрипла. Или, наоборот. Если начну орать, остановиться сложно будет. Не смогу. Все выложу. Но пока у меня есть козыри. Я знаю о нем что-то, чего он мне не открывал. И не догадывается о том, что мне это известно. Смешная игра. Но почему тогда екает сердце. От его взгляда. От того, как за руку берет. Почему иду за ним следом. И в машину послушно усаживаюсь. Водитель. Он не водит сам? Есть ли на это причины. На все его странности. Он молод. И впереди целая жизнь. Но живет так, словно ему все пятьдесят.

В машине меня укачивает. И я прошу остановить. Не сразу выхожу на улицу. Самый центр города. Выхожу. И несколько глубоких вдохов делаю. Я ничего не ела. Точно. Больничная еда не лезла в горло. Да и времени не было. Точно. Последняя еда — это завтрак в доме Аравина.

— Дядюшка не обиделся, что уехала, не прощаясь?

— Нет. Поехали домой.

Я снова сажусь рядом с Иваном. Но машина не трогается. Прошу пока не ехать. Кажется, сейчас стошнит.

— Тебе покушать надо, Юля. И поспать.

— Удивляет меня, Вань, как ты все угадываешь.

— Не угадываю. О тебе я все знаю.

Мы стоим напротив большого развлекательного центра. Комплекс из зданий. Аквапарк. Отель. Ресторан. Детский парк развлечений. Да, к нам в этот комплекс приезжают из других городов. Аквапарк огромный. Шальная мысль охватывает разум. Мы оба на заднем сиденье автомобиля. Сама нависаю над Иваном. Лицом к лицу тянусь. И ресницами моргаю. Игра продолжается. Только жертвой быть не собираюсь. Надо перетянуть одеяло на свою сторону. Кто знает. Может мы оба одного и того же добиваемся. Он сам прохладные пальцы мне под кофточку запускает. По коже разряд тока запускает.

— Водитель. Ты всегда с ним ездишь?

— Да. Без исключений. Хотел бы сам погонять. Но других не хочу подвергать опасности. — тогда еще смысл этих слов для меня был прямым. Это позднее он перевернулся.

— Ты был в нашем аквапарке?

— Нет. Не приходилось. — его требовательные пальцы по моему бедру проходятся. Касаются лица. Смотрит. Ждет.

— Серьезные парни с горок не катаются?

— Сейчас раннее утро. Тебе лучше поспать.

— Я могу ехать домой?

— Нет. Сегодня выходной.

— Тогда в аквапарк хочу. Только нет купальника.

— С одним условием. Сначала мы поедим.

— Хорошо.

Он наклоняется к водителю. Что-то говорит ему. Тот выруливает на стоянку возле аквапарка. И выходит. Направляется в административное здание.

Сабуров плотнее меня прижимает. За волосы чуть дергает. И ртом своим мой накрывает. Одной рукой шею сзади держит. Другая рука по груди моей гуляет.

— Как ты можешь так легко вот это останавливать? — я пальцами его губ касаюсь. Дышим часто. Почти рот в рот.

— А я и не могу больше. Еще чуть-чуть и взорвусь. Откачивать придется.

— Мне не нравятся твои намеки на болезнь, Ваня!

— А если это не намеки? Молчишь. Это твоя стратегия. Пойдем. Я полон сил. И умирать не собираюсь.

Выходит, из автомобиля и помогает выйти мне. Берет за руку и ведет в здание. С ним все решается легко. Слишком легко. Но привыкать к этому не стану. Рука у него горячая. Сильная. Он сплетает наши пальцы. А мне почему-то плакать хочется. Еще лишь раннее утро. И парк пока закрыт. Но нам это не помеха. Плотно меня в оборот взял.

Мне предоставляют купальник, скромный, слитный, но вполне приличный. Новый, в упаковке. И махровый халат. Шлепанцы. Сабуров появляется из раздевалки в коротких шортах. Ноги у него длинные. Развитые мышцы. Чувствуется в нем некий шарм. Грация. Довольно правильные пропорции тела. И эта легка поросль на груди. Интересно, под шортами у него тоже есть волоски? Или он удаляет их? Ухоженный и привлекательный мужчина. Сейчас для меня заманчивый объект сексуальных фантазий. Он не увлекается спортом. Но точно не избегает физических нагрузок. Прогулки. Постоянное движение. Есть ли у него увлечения? Яхты? Лыжи? Может быть теннис? Как бы он выглядел потным и расслабленным после хорошего сета? Я играла в теннис. Давно. В прошлой жизни.

— Что это за шрам.

— Мое прошлое.

Внутри закипает буря. Пружинит горячим желанием. В самый эпицентр. Хочу его. Хочу языком пройтись по коже. Увидеть его полностью обнаженным.

Нам предоставляют не все пространство. Лишь пару горок, джакузи и уличный горячий бассейн. Сегодня, оказалось, профилактический день в аквапарке. Поэтому, персонал минимальный. В основном технические работники. Но из ресторана, который находится в отеле, в этом же комплексе, принесли еду. У меня в желудке заурчало. Иван радостно засмеялся. Он сам кормил меня. Вкуснейшие круассаны. Мягкий козий сыр. Омлет с помидорками черри. И вкуснючий зеленый чай. С ароматом жасмина и мяты. Он вытирал мне ротик салфеточкой. И заставлял кушать еще.

— Ты увлекаешься спортом? В твоем распоряжении огромный ресурс. Сам же настоял на спортивном зале для сотрудников фирмы.

— Увлекаюсь. Скажем, спорт, усиленные тренировки — это моя жизнь. Но чаще под руководством опытных инструкторов. Что тебя еще интересует? Смотри, как глазки заблестели. — целует мои ресницы. А мое сердце словно разбухает. От отчаянного счастья. Оно становится огромным. И кажется, слышу хруст ребер. — я и тебя к спорту могу приобщить. Бег по утрам. Спорт зал. Горные лыжи. Каталась когда-нибудь?

— Я в аквапарке впервые в жизни. какие лыжи! Хотя… В деревне, в школе, на физкультуре. Мы по лесу гоняли! И кстати, я даже в соревнования по лыжному забегу принимала участие!

— Смотри, как исхудала! Ты совсем не кушаешь?

— Меня кормишь. А сам. Когда ты ел?

— Волнуешься?

Волнуюсь. Но не признаюсь. Хватаю тюбинг и бегу на горку. Оглядываюсь и вижу его внизу. Он берет в руки телефон. Кто-то звонит. Быстро отвечает и отключается.

— Хочешь, я тебя сфотографирую?

Скатываюсь. Горка очень большая. И крутые завороты. В какой-то миг начинаю громко визжать. Кажется, объемный тюбинг сейчас перевернется. Но нет. Благополучно выезжаю в конечную точку.

Смеюсь. Иван меня обнимает из водяной горки вытаскивает.

— Не любишь селфи и фото?

— Не люблю. Давай вместе скатимся. Никогда не была в аквапарке. Здесь вроде безопасно, да?

— Да, милая. Тебе точно не стоит бояться. Люди, которые нас впустили, рискуют сильнее, чем мы.

Мы резвимся как дети. Я тяну его за собой. Но с горок он не катается. В сауну не заходит. Его привлекает лишь бассейн. Какое-то время смотрит на прозрачную воду. Блики утреннего солнца создают иллюзию глубины. Но на самом деле здесь не больше 1,5 метров.

Я не знаю, что скрывает этот мужчина. Не знаю, каких целей он добивается. И что нас ждет в будущем. Но знаю точно одно. Я хочу его. Как извращенка озабоченная. Хочу его силу и ласку. Никогда такого со мной не было. Никогда я не ощущала себя настолько женщиной.

Он слегка бултыхает воду ногами. Руки раскинув на бортике бассейна.

Я подплываю к мужчине очень близко. Под эластичной тканью соски выпячиваются.

Я чувствую его желание. Между ног доказательство неоднозначно упирается. Опускаю руку и сама под резинку его шорт ныряю. Он обхватывает мое запястье.

— Ты что творишь? — шипит, словно от ожога.

Молча отплываю и снимаю свой купальник. На его глазах. Вижу, как его грудная клетка ходуном ходит. Как вцепился в бортик бассейна. Пусть здесь нас не видно. В самом помещение снуют работники. И это все равно улица! Пусть высоко и далеко от ближайших домов.

Глаза его чернеют. Лишь миг словно размышляет. Взвешивает все за и против. Но момент принятия улавливаю. Ладонями по своей груди прохожу. Рычит мой зверь.

Резко движется ко мне. Одной рукой за талию обхватывает и по воде тащит прочь. От бассейна за углом душевые кабины. Они не закрываются.

Вот туда мы и влетаем. Припечатывает к стене. Меня мандраж бьет. Крупной дрожью. Вцепиться хочу в него. И он не заставляет долго ждать. Губами поцелуй по шее размазывает. И снова губы целует. Приподнимает и заставляет обнять его торс ногами. Попой ощущаю холодный кафель выступа в стене. Усаживает, но придерживает. Я в него и стену упираюсь. Мы дышим так, словно воздух заканчивается. Пальцами мне между ног проходиться. Собирая влагу. А затем мне в рот пальцы засовывает. Сосу. От чего Иван снова рычит и целует меня глубоко. Привкус моей смазки и хлорки. Оказывается, это привкус нашей страсти сейчас.

— Я не остановлюсь. Юля. Ты это понимаешь?

— Да.

Целует. Шею лижет и кусает. До груди дорывается. И не знала я, что соски у меня такие чувствительные. Вскрикиваю. Когда горошину в рот засасывает. Стягивает шорты. И я член его разглядеть пытаюсь. Рукой обхватываю. Сквозь зубы воздух выпускает. Подставляет головку к моему лону. Руки мои наверх закидывает. Пальцами по клитору проходиться. Я готова. Давно готова. Влажные складочки стонут от нетерпения. От желания трения и грубости.

Лбом в мой лоб упирается. Входит. Сначала медленно. Выгибаюсь. И вишу на нем буквально. Меркнет реальность в мозгу. Есть лишь горячая кожа его. Сбитое частое дыхание. Тяжелый взгляд. И острое вторжение.

— Пиздец… Не могу больше, — он ускоряет темп. И долбит с такой силой, что теряюсь. Ногти рисуют красные полосы на его спине. Бедрами пытаюсь подмахивать. Стоны. Вскрики. Шлепки. Пошлые. Грязные. Так остро и прекрасно.

А мне нравится. Я в восторге от происходящего. Грубо. До боли глубоко. Он вообще не может себя сейчас контролировать. Замирает на миг. В глаза смотрит. Темными своими изумрудами.

— Нет защиты…

— Я на таблетках. Не останавливайся.

— Сладкая моя Юлька. Кончай. Кончи для меня, девочка! — целует. Так словно жизнь вытягивает. По клитору круговыми движениями проходится. Пальцами сосок слегка оттягивает и крутит. Стрелой пронзает. И я кончаю. Целует, чтобы крик мой приглушить. Следом внутри его горячая сперма обжигает. А он остановится не может. Стонет. Толкается сильнее. До хрипа стонем.

Не сразу меня на пол ставит. Включает душ. А он ледяной. Визжу. Сабуров смеется.

И так легко в этот момент. Словно мы прошли долгожданный рубеж. Перевал покорили самый сложный.

Он поворачивается ко мне спиной. Целую его между лопаток. По ягодицам ладонями провожу.

— Не надо было так долго ждать.

— Это того стоило. Поедем домой.

— У меня нет сил. Вань. Я сейчас упаду. И ехать никуда не хочу.

Душ мы все-таки принимаем. Он скидывает шорты.

Сам халат на плечи накидывает. И меня в махровый халат заворачивает и несет куда-то. В тот самый отель. И вход из аквапарка в этот отель доступен. Прямо вот так мы входим в номер. Он укладывает меня в кровать. Целует в висок.

— Водитель привезет нам вещи переодеться. Ты можешь поспать.

Я тяну его голову к себе. Целую. Мне мало. Хочу еще. Усталость немного отступила. И тело снова звенит от возбуждения. Хочу нежности. На миг. Почему бы нет. Почему бы не порадовать себя.

— Я хочу еще. Ваня. Тебя хочу. — откидываю одеяло и ноги раздвигаю. К его телу прижимаюсь. И он нависает надо мной. В лицо заглядывает. Но я вижу, что наши желания совпадают. И не насытились мы оба. Словно с голоду подыхаем. Без предупреждения в меня врывается. И кусает ушко. Грудь рукой ласкает.

— Ты моя, Юля. Только моя. Хочу. Подыхаю. Как сильно хочу.

Приподнимается. И устанавливает меня на четвереньки. Неистово сзади берет. Руками за грудь держит. Устанавливает вертикально. Вторгается в меня и ласкает.

Его телефон трезвонил. Но это словно далекий шум. Оторваться не могли друг от друга. Так еще со мной не было. Оказывается, и не знала я, что такое секс по любви. Оргазм накрывает до темных кругов перед глазами. Закидываю руки и за голову его держусь. Пока он продолжает трахать меня.

И даже после продолжает все вновь. В этот раз море нежности и ласки. Языком проходится по моему животу. Опускается ниже. Клитора касается.

Я отключаюсь в какой-то момент. А когда открываю глаза, Сабуров рубашку одевает. Указывает на вещи, весящие аккуратно на вешалках.

Коленом на кровать встает, чтобы меня поцеловать.

— Спи, Юль. — в комнате царит полумрак. Окна занавешены. Хотя, возможно, уже день давно закончился. Мы столько раз занимались любовью. Что счет времени потеряли. — у меня дела. Не могу весь день отсутствовать.

— Твоя жена с ребенком прилетает. Да? В аэропорт едешь? — мне очень хотелось сказать это безразличным голосом. Но не вышло. Дрогнул. Жена. У него есть жена, судя по его реакции.

Он продолжает поправлять рубашку. Ремень. Рукой по волосам проходится. На меня не смотрит.

— Зачем ты сейчас этот разговор затеяла? Какой смысл в этом.

— Вань, — подтягиваю одеяло к подбородку. Тело все ломит. Приятно так. Но на душе холодная глыба льда. И острые углы этой глыбы в данный момент до кровавых ран кромсаю душу. — для меня нет смысла. Тебе кое-что объяснить хочу. Вижу, спешишь. И слушать меня не хочешь.

— Ты ревнуешь?

— Ревную? А я на это право имею? И ты не имеешь к Кириллу ревновать. Это глупо. Мы потрахались отменно. Для здоровья. Я хотела этого. Понимаешь. Вань. Для меня секс это как выпить чашку чая. Не чувствую ничего кроме физиологии. Не сразу поняла, что ты интерес ко мне именно такого рода проявляешь.

— Ты отталкивала и боялась меня. В тебе нет откровенной похоти. Сексуальность. Да. Нежность. Попытки грубить, это лишь способ защиты. Зачем ты хочешь казаться доступной?

— Не тебя, как мужчину, боялась. Как начальника. А ты знал про меня уже все. И давно. Матрена рассказала. И про жену тоже. Не знаю, чего ты добиваешься. Но я это не тот человек, которого можно любить и защищать. Я никто. Понимаешь? Меня стерли много лет назад. Выпотрошили. У меня нет сердца. И мужчин было много. Многие руки теребили это тело. Не самое красивое кстати.

— Юль, не продолжай. — он снова ко мне приблизиться пытается. Откатываюсь. Нет. — Ты сейчас скажешь то, чего не нужно. О чем пожалеть можешь. Ты не понимаешь моих мотивов. И немного путаешь причины и следствия многих действий. — он садится спиной ко мне. По волосам руками проводит. Пальцы так и тянуться к нему прикоснуться. Одеялом сама себя защищаю. Вцепилась, как будто утопающий за круг.

— Хочу немного пояснить, Ваня. — как-то не даются мне слова. Отвернуться бы. Но я голая в кровати, — В ресторане работала. По ночам. Днем в музее, а ночью в ресторане. У меня часто было по две или три работы. И как-то посетитель вложил купюру мне в лифчик. Знаешь, так подошёл уверенно. И через ворот рубашки просунул руку. Купюра захрустела в лифчике. Он не был грубым или пьяным. Даже что-то ласковое на ухо шептал. Переклинило меня тогда. Отключился инстинкт сохранения женской чести. — моргаю чтобы прогнать слезы. Реветь не время, но именно ему рассказывать очень сложно, — он трахнул меня в туалете. Того самого ресторана. Почему молчишь, Вань. Я же тебе в грехах каюсь.

— Ты хочешь рассказать. Я выслушаю. — не той реакции я ждала. Но сейчас лишь правду говорю. За некоторые моменты своей жизни стыдно было. Но я себя легко оправдывала. А встретив Ивана, ощутила грязь того, что делала.

— Меня никто не принуждал. Он повернул меня к стене, задрал юбку. И сделал это. Потом еще пару раз приходил. Друга привел. А ипотеку? Знаешь, как же я ее получила? Банковский работник молодым пацаном оказался. Странно. Но я ему понравилась. Отсосала ему. В рабочее время. В его кабинете. Да. Вот такая я шлюха. Грязная. Пошлая. Кирилл единственный трахал меня, а денег не предлагал. Даже ухаживать пытался. Вань. Я не способна на отношения. Не хочу. Притираться. Знакомиться. Зачем ты ждал целый год? Трахнул бы меня с самого начала. Я бы не боялась весь этот год быть разоблаченной.

— Год назад я не знал, что у тебя фетиш по общественным местам. Нравится вот так, когда за углом люди копошатся. — вскакивает на ноги. Ладонью лоб прикрывает. Отворачивается. — зачем мне подробности сейчас? Сама подумай, почему именно сейчас рассказала. Ты могла все это до нашего секса рассказать. Остановить. Почему не сделала этого? Ну же. Что молчишь? Не могла рассказать. Потому что хотела. У каждого из нас есть тайны. И это нормально. Окей. Ладно, Юля. Хочешь сказать сейчас был просто секс. Я тебя услышал. Принял.

— Именно. Оплати номер и забудь меня. Все. Весело же было. Не доводи до унижений и глупостей.

— Водитель будет ждать тебя. Выспишься и поедешь к дяде. Он ждет. И ты все еще мне должна. Не забывай об этом.

— Мой адрес ты знаешь. Можешь без звонка приезжать. За расплатой. А чтобы быстрее расплатиться, могу с друзьями переспать. Хочешь? Ты хочешь увидеть меня настоящую.

— Ты испортила все произошедшее лишь для себя, девочка моя.

Он все же обходит кровать. Коленом на нее опирается. И резко меня за затылок хватает. Приближает. И целует. Я упираюсь ладонями ему в грудь. Он лишь сильнее припечатывает.

— Это ты ко мне пришла. А значит закончить все, могу только я!

Он уходит. Надеюсь, навсегда. Причин ему возвращаться, больше нет. Закрываю глаза и засыпаю.

Как хорошо. Нежность в каждом движении. Сладкий трепетный поцелуй. Так было в прошлом. И запах. я помню запах его тела. Уже забыла лицо. Стерлось из памяти. Но ощущения рядом с ним помню. Ник любимый мой. Слышу его голос: да. Родная, я здесь.

Улыбаюсь. Поворачиваю голову, чтобы ответить на поцелуй. Коля мой. Ты вернулся. Такой живой. Сильный. Я в лучах солнца греюсь. И Николай рядом. Мы нежимся, как цветочки на полянке. И мир такой светлый вокруг.

Я так скучала. Не могу больше без тебя. Плачу. И просыпаюсь.

Это лишь сон. Разум замутнен.

Из отеля я ушла почти сразу. Одежда снова была не моя. Легкий брючный костюм. Нижнее белье. Изысканная куртка из тонкой кожи. Не хотела одевать эти вещи. Они прекрасны. Но не для меня. Скорее всего мой костюм уехал в машине. Где он так быстро для меня одежду находит.

В квартиру завалилась уже без сил. Разделась на ходу. Укуталась в плед. И вот этот сон.

Николай. Он погиб. В то страшное для меня лето. Когда закончилась и моя жизнь тоже.

Родители всю жизнь работали. А нас, детей было пятеро. Да, у меня есть еще три сестры и брат. Если с младшим братом мы еще общались нормально. И вполне могли уживаться. То с сестрами общий язык так и не нашли. Старшая била меня нещадно. До сотрясения доходило. А когда начала ответно ей лепить тумаками, до диких побоев доходило. Мама лишь кричала на нас. Бестолочи. «Мы с отцом работаем как волы! А вы тут дурью маетесь!». Ну побили и побили. Брат вон вечно весь драный со своих прогулок возвращается. Считалось, что дети способны сами свои проблемы решать. В школе училась кое-как. Постоянно от учителей прилетало.

Моим другом стал Николай. Старше меня на два года. Но в школе он был моей опорой и поддержкой. Как он заставил меня пересмотреть взгляды на учебу? Не помню уже. Но учиться я начала более ответственно. Ник был таким не похожим на других. И словно торопился жить. Хватался за все подряд. В деревне его любили. Накормить могли в любом доме. И спать уложить. Поклонниц тоже хоть отбавляй. А я просто его любила. По-детски. Наивно. Откровенно. И он ответил взаимностью.

Мама тогда скандал закатила на всю деревню. Совращают ее дочь! Я сбегала с Николаем коров пасти. Потом убегала на поля во время пахоты. Он работал трактористом. Мы вместе ночевали на сеновале. Ходили на рыбалку. Все его друзья были и моими друзьями. Страстью Ника были мотогонки. Мне было 16 кажется. А я с ним помчалась в город на очередные соревнования. Это были настоящие соревнования в неблагополучных условиях. Пролили дождь. Овраг. Это был невероятный день. Меня потом заперли в сарае. А я его подожгла. С Ником каждый день был словно фейерверк. И именно он стал моим первым мужчиной. Ревела тогда. Он испугался. А я просто растерялась. От боли. От того, что не понравилось. И не знала, как об этом сказать. Коля обнял. Крепко-крепко. Баюкал. И рассказывал, что все будет. Никакая я не дефектная. А просто маленькая еще и не опытная.

Разбился он на мотоцикле. Дождь лил, как из ведра. Все дороги размыло. В лесу у реки туристы застряли. И деревенские кинулись на подмогу. Николай тоже не отказался. Мотоцикл занесло. Не рассчитал угол поворота. В дерево влетел. Под уклон дорога. Мокрая, скользкая. Николай пролетел несколько метров. Множественные переломы. И сильный удар головой. Шлем в этот раз не одел. Хотя всегда строго к таким вещам относился.

Я первая оказалась рядом. Скорая приехала быстро. Он дышал еще. Столько крови было. Я вся в этой крови. Больше он не пришел в сознание. И дышал лишь с помощью аппарата.

Мысли унесли меня далеко. Сон сбил с толку. Тело слегка поламывает после сладкого секса с Иваном. Я вспомнила о Николае, находясь рядом с Сабуровым. Почему?

Звонок в дверь стал неожиданностью. Полусонная открыла незнакомой девушке.

Работник банка. Она принесла закрывающие документы по ипотеке. Приветливая, вежливая. Вручила документы и письмо.

«Пусть будет, по-твоему. Ты мне должна. Оплата твоих услуг».

И вот ту, как только дверь закрывается, я сползаю на пол. Срывает стоп-кран. И реву. Так громко и горько. Сабурова указал мне место. Как я и хотела. Купил. Как тот парень из ресторана. Только оплата неимоверно высока. Николай не принял бы меня такую. Зачем все это? почему не осталась в деревне. Просто жила бы как все. Не о таком будущем мы мечтали. Грязное. Бессмысленное.

Почему так больно то?!

Собираюсь, и все же еду в дом к Аравину. Он радушно встречает. И начинается сложная, но очень интересная работа. Матвей Владленович настоящий сказочник. Его истории можно в книгах печатать. Он словно энциклопедия. Все знает. О доме. О каждой деревушке вокруг. О каждом экспонате в его доме. К нам приезжают разные люди. Обзваниваем тех, кого необходимо. Стараюсь ничего не упустить. Вникнуть и понять. Иногда спорим. Иногда смеемся.

Мир искусства всегда меня притягивал. Но казался не доступным. Для такой неумехи, как я. Узнав о моих навыках реставрации и восстановления не было предела восторгу.

Аравин гостеприимный хозяин. Все по времени. Завтрак, обед, ужин. Не отпускает меня, пока хорошенько не накормит.

Несколько дней прошли как один. Аравин уговаривал меня оставаться в его доме. Но я отказывалась. И упорно ездила домой.

Он рассказывал и о родителях Ивана. О том, что они когда-то владели картонной фабрикой. Затем развернули бизнес. Иван же поднял все на международный уровень. Сейчас его родители владеют маленьким ресторанчиком. И возвращаться в страну не собираются. Я слушаю. Впитываю, как губка.

Вопросы обо мне он не задает. Рассказываю, только то, что к теме разговора приходиться.

Рассказал Аравин мне и о жене Ивана. Вероника. Я нашла ее в социальных сетях. Зачем не знаю. Красивая. Роскошные светлые волосы. Подходит Сабурову. Они идеально смотрятся вместе. Дочь политика. Из очень влиятельной семьи. И развод оформить на самом деле сложно. Они не живут вместе. Но Вероника отправилась к его родителям в гости. Семейные отношения в любом случае уже не изменить. Они семья. Сын Даниил. Ему всего три года. Малыш совсем. А уже почти не видит отца.

Есть ли между ними любовь? Иван и Вероника. Так ли уж плохо им вместе. Аравин сказал, что Вероника страдала по Ивану. И практически заставила на себе жениться.

Он сказал такую фразу, от которой я немного растерялась.

— Во время болезни, Ваня совсем потерял надежду жить. Понимаешь? И когда ему дали шанс, кинулся во все тяжкие. Вероника стала для всех нас сюрпризом. Пришла однажды и заявила, что беременна. Мы все, я и родители Ивана узнали о беременности раньше, чем он сам. — не слушаю уже о Веронике. Да плевать мне на эту девицу. Другое волнует.

— Какой болезни? Дядя. О чем ты?

— Он тебе не рассказал. Юленька. Это для Вани тяжелая тема. Он сам тебе все расскажет. Время придет.

Я видела шрам. И поняла, что было что-то. И пережить ему многое довелось. Но долгую болезнь. Не рассказал мне. Жалости от меня не потерпит. Гордый.

Отвлекает звонок. Иван.

Не задумываясь отвечаю. Скучаю по нему. Каждое мгновение. Теперь уже не понимаю, зачем затащила его в аквапарк. Я должна была остановиться.

— Адрес скину смской. Нарядись. Вечеринка будет. Хочу потрахаться. С моей рабыней. Ты же не против?

Сбрасывает. Не ждет ответа. От этих слов больно нам обоим. Глупенький. Мне все равно. Слишком давно не виделись. Пусть так. Но будем видеться. Скоро ты сам откажешься от этого. Сам. И пойдешь дальше. Своей звездной дорожкой. У нас не будет в итоге точек соприкосновения.

Может, я не богата и не сильна в разнообразии наряжаться. Но пойти на вечеринку в чем попало не могу.

Автомобиль ждал меня у дома Аравина. Поэтому ему пришлось стать крестной феей. Он отправил меня в салон красоты. И там же подобрали наряд. Облегающее короткое платье. С одним открытым плечом. Черное. Мои волосы потеряли свой цвет и блеск. Обычно я их крашу. В салоне из меня сделали красотку.

Не стесняясь, вошла в помещение ресторана. У входа назвала имя, пропустили. Закрытая вечеринка. Весь зал арендовал Сабуров. Не ожидала, что будет так много людей. Из нашей фирмы. Орлов начальник охраны со своей половинкой. Зукаев в окружении двух ярких девиц. Финансовый директор. Вся верхушка. И еще тьма народу.

Вероника. Это точно она. Жена Сабурова. Господи. Что же он творит! Зачем меня пригласил! Что он снова пытается доказать? Я согласна на любые его условия. И скоро очень скоро он увидит, какие мы разные. Какая пропасть, между нами. Я проживу свою жизнь тихонечко. Без вот таких приключений и потрясений. Зачем он пробуждает во мне эмоции. Я и так уже по уши влюбилась. До адских чертей в выгоревшей душе.

Через толпу его взгляд вылавливаю. И он видит меня. Прищур с улыбочкой лицо озаряют. Делает знак головой — словно спрашивая — пришла все же?

Сама к нему направляюсь. Толпу обхожу. Иногда киваю знакомым лицам. Удивленно, мне кивают в ответ.

Зукаев подплывает, расставляя руки. Отвлекает от цели визита. Быстро все решить не получится. Ваня все рассчитал. Окунуть с головой меня в эту атмосферу. Где меня знают, как его любовницу. Где шепчутся за спиной, а в лицо улыбаются.

Зукаев исключение. Не улыбается. Откровенно взгляд возмущен. И вопрос застыл — на фига приперлась?! Вот он друг его. Настоящий. У меня таких нет. Но были. Цену таким друзьям знаю. Они бесценны. Увы. Разогнала и таких друзей. Не захотела тянуть за собой в болото отчаяния.

— Батюшки! Кого я вижу! Никак наш гидрометцентр! — приобнимает меня за плечи. Сцену в лифте припомнил. Челентано наш фирменный! И даже целует в щечку. Отвечаю тем же. И наигранно радостно улыбаюсь. — Юлия Викторовна! Опустела бухгалтерия без вас. Опустела. Возвращайся, оправим на учебу от фирмы. На место Матрены тебя воздвигнем!

— О! Игорь Сергеевич, вы без проблем заполните любые пустоты! Предпочитаю более свободный полет. Офис надоел, знаете ли! А с Матреной мне точно не сравниться. И забот должностных ее не потянуть. — он никогда не был мне страшен или противен. Нет. Зукаев на самом деле очарователен. В облаке дорогих ароматов. В идеальной рубашечке с модными элементами. Он ответственный и вдумчивый. И лишь создает образ отвязного балбеса.

— Рад снова видеть.

— По имени. Мы же можем общаться сейчас по именам. Без формальностей. Игорь. Не нужно передо мной распинаться. Я знаю, что тебе все известно.

— Конечно, милая, — он склоняется. И целует уголок моих губ. Игриво. Его флирт слишком откровенен. Что-то екает внутри. Он позволяет себе вольности. — выпьем, — берет у проходящего официанта шампанское.

Среди толпы вижу Сабурова. За талию его обнимает Вероника. Она ласково его приобнимает. И они весело смеются, общаясь с гостями.

— Что за повод для вечеринки?

— Юля, ты не знаешь? Мы подписали контракт на несколько лет. Теперь мы в шоколаде.

— Поздравляю. Твоя заслуга, Игорь?

— Угадала.

— Уверена, что Иван тоже руку приложил, — незнакомый женский голос заставляет вздрогнуть. Как Вероника оказалась так близко. Подошла и смотрит на меня. — Представишь, Игорешь?

А следом за ней, рядом и Ваня нарисовывается. Он стоит за моей спиной. Жар его тела улавливаю. Подкожно близость сканирую. Слегка отклоняюсь. И сразу же его руки на своей талии ощущаю. Шепот на ушко обжигает:

— Потанцуем?

Ловлю взгляд Вероники. Делает большой глоток шампанского. Не отрываясь от созерцания его рук на мне.

Я могу сейчас отказаться. Не устраивать новое шоу для всех присутствующих. Могу сделать шаг в сторону. И оставить тайну лишь нашей. Но не могу. Не хочу от него отступать. Хочу нарушить все запреты, разрушить все выстроенные для себя стены. В его руках поворачиваюсь. Ему в глаза улыбаюсь. И сердце усиливает бег. И кровь по венам бежит радостнее. Сабуров склоняется и целует меня. Увлекая в маленький круг танцующих пар.

Полностью подчиняюсь своему партнеру. У нас гармония. Тела словно половинки единого целого. И на душе становится спокойно. В его руках. Хочется жить. Господи. Как сильно хочется жить.

— Три? Четыре? Или пять?

— Все вместе. — по взгляду понимаю. Он спрашивает, о моей реакции на смс. Какое из предложений приглянулось больше. Рабыня. Я согласна быть его рабыней.

— Красивая. Безумно красивая всегда. Юленька моя. Роскошная сегодня. Хочешь я покажу тебе этот мир? Он не ограничивается городом, или даже областью. Мир прекрасен. Когда ты свободен.

— Сегодня. Вань. Будь моим миром.

Музыка стихает. Иван переворачивает мою ладонь. И целует.

— Еще немного официоза. Развлекайся, моя королева.

Общаться с женой Сабурова точно не входило в мои планы. Не могу. Делаю глоток шампанского. В носу щекочет. Под слоем косметики лицо пылать начинает. Танец не отпускает. Тело горит. Тут же перед глазами встают сцены в аквапарке. Кстати. Нас тогда видел кто-нибудь?

Поднимаю немного одурманенный взгляд. И вижу упорный взгляд Вероники. Зачем ей знакомство со мной? Она оставляет того, с кем говорит. И теперь движется ко мне. Целенаправленно. Она видела наш танец. Все видели. И поцелуй. И взгляды. Мы до сих пор словно не отлипли. Иван часто на меня смотрит.

Вероника прерывает эту игру.

— Ника. — она представляется, а мне холодно становится.

— Юля. Могу я звать тебя Вероникой? — для меня короткое Ник имя другого человека. И назвать так кого-то еще, язык не повернется.

— Знаешь обо мне, да?

Нервно ставит шампанское на поднос.

— Надоела эта бурда пузырчатая. Пойдем в бар. Там текилы выпьем.

— Не особо люблю крепкие напитки.

— Просто поболтаем.

У нее глаза с поволокой. Красивые очень. Словно нарисованные. И лицо белоснежное. Мягкие изящные линии носа, губ. Красавица.

— Пришла поздравить своего любовника? Не молчи, известен же настоящий повод для праздника. Сабуров в ударе. Давно его таким не видела.

Мы обе смотрим на него. Он в центре внимания. И сегодня наслаждается этим.

— Развод оформлен. Все.

— Поздравить или посочувствовать? Не понимаю, Вероника, зачем нам с вами говорить. Мы не знакомы.

— Я тоже любопытная. В соц. сетях о тебе ничего нет. Ты же наверняка всю подноготную обо мне узнала. Мы хоть и развелись. Но поверь. Он скоро ко мне вернется. Это вечеринка. Здесь болтают все. Обо всем.

Вот оно что. Значит в их отношениях любила она. И любит. Колет по сердцу ее слова. Вернется? Он к ней вернется. У них общий сын. Общие интересы. Она ему подходит. Тогда почему так больно мне? Словно невидимая рука сдавила сердце в кулак. И сжатие усиливается. Он повел меня в танце, чтобы отвлечь. Зачем позволил мне с его женой встретиться. Чтобы глубже заценить наши различия? Она девушка из высшего общества. А меня вообще нет.

Сабуров. Что же ты со мной творишь. Сбежать не получится. Не позволю себе быть слабачкой. Я справлюсь и сегодня тоже. Как всегда справлялась. Просто переживу этот вечер. Буду прямо в красивые глаза Вероники смотреть. Улыбаться. И давиться своей ревностью.

Молча жду.

— Юля. — мы усаживаемся за высокую стойку. Пока здесь никого нет. Лишь бармен. И он наливает нам стопки коричневой жидкости. — ты в нашем разводе не виновата. Сомневаюсь, что в жизни Сабурова задержишься. Ты ничего такая. Не думай, что я со всеми его любовницами болтаю. Просто сегодня настроение такое.

Я молча жду. Выпила текилу. Ничего такая. Хорошо согревает. Я просто не хочу толкаться среди всех гостей. И отвечать на вопросы. В мою сторону уже посматривали любопытные. Сабуров. Ну ты засранец. Подставил так подставил. Нарисовалась хрен сотрешь! Думала будут его партнеры или еще кто-то в этом роде. Но половина моих бывших коллег! Я всегда была тихой серой мышкой. А тут на вечеринке верхушки! Естественно все головы сломали думая, что я тут делаю! Еще стопочка. Не отпускает.

Вероника болтает без умолку. То о своем отце, какой он крутой. И как легко может скрутить Сабурова.

— Ты меня игнорируешь?

— Обдумываю, стоит ли мешать вашему монологу. — сверкает глазками, как кошка. Ноготками по стопке скребет. Поднимает.

— Выпьем? За Сабурова. За моего мужа.

— Бывшего. — это говорю я. С улыбкой чокаюсь о ее шот. И выпиваю. А ведь реально. Он развелся. Не обманул.

— Он же никого не любит кроме себя. Упивается своим прошлым. Видите ли половину жизни прожил среди белых халатов. Больницы, операции. Жесть конечно. Но после пересадки его словно подменили. И это я была с ним в те страшные времена. Понятно? Я!

— Что? — алкоголь подействовал. Усилил смысл сказанного. Зацепил. Вспышка в мозгу.

— Ты не знала, что ли. Забавно. Значит, не так уж вы и близки.

— Знала, — опускаю голову чтобы скрыть растерянность. Пересадка сердца. Господи. После пересадки люди не живут до глубокой старости. Сабуров болен? И может умереть? Ледяной стужей окатывает. Шоты назад лезут. Рот рукой закрыла. Сегодня Аравин не смог заставить меня поесть. Снова пью на голодный желудок. Черт.

Вероника продолжает. Поправляет свои крупные локоны. Из сумочки достает помаду. И губы свои подкрашивает. Для нее эта тема, словно обсуждение поездки за город. Вот только я в полной абстракции.

— Он прошел реабилитацию за границей. И кинулся во все тяжкие. Трахал все, что движется. Без остановки. Пользовал девок в каждом углу. Вот тогда я в него влюбилась. Крышу сорвало. Я стала его единственной. И залетела чуть ли не в первый раз после секса.

— Зачем все это знать мне?

— Он быстро остывает. Отворачивается и идет дальше. Со мной не вышло из-за Даньки. Уйти не так просто было! Сын наше связующее звено. И его никогда не изменить.

Встаю. Мне надоело ее слушать. Она ноет о потерянной любви. И не понимает. Ее любовь жива. Рядом. А то, что не вместе это лишь проза жизни. Я своего вернуть уже не смогу. Но сохранить то, что есть могу попробовать.

— Он сам таскается за мной повсюду. Как не пыталась избавиться не получается. И пользует везде, где приспичит. Тело еще ноет от его страсти. Так что да. Вероника. Ваше время прошло.

— А ты сука.

— Точно. Сука. И сейчас пойду трахаться с вашим бывшим мужем. Который по вей видимости никогда вас не любил. Он любит сына. Не вас.

Она вскакивает. Но сказать ничего не успевает. Потому что подходит Сабуров.

Официальная часть вечера закончена. Все разбрелись по своим углам. Кто-то вышел на танцпол. Кто-то занял места у бара.

Сабуров тянет меня из зала. К винтовой лестнице. Вверх. И я понимаю, что это путь к вип кабинам.

Оборачивается и прижимает меня к себе. Здесь на ступенях. К стене, обитой тканью.

— Ты прекрасна, Юленька моя.

— Не хочешь спросить, о чем с женой твоей говорили?

— Не хочу.

Сказать не дает. Целует. Горячо. Ласкает спину. Опускает ладонь на бедра. Чуть задирает подол платья. Порывисто и настойчиво. Ткань эластичная. Но предел растяжению есть. Он тянет грубовато. Слышен треск. Прикусывает мою губ. И посасывает. Рукой за горло берет. Слегка сдавливает.

— Что ты задумал?

— Тебе понравится. Лучше, чем горки в аквапарке.

И снова губы мои атакует. Язык проникает глубоко. Требует все больше. Сквозь ткань мои бедра сильнее сжимает. Впечатывает в свою эрекцию. Гул голосов и музыки стихает.

Целуясь, идем. Не видя дороги. Он почти несет меня, удерживая за талию. Чувствую, как в брюках растет выпуклость. Так легко его возбудить. Забываю все разговоры. Ладонь к шраму прижимаю. Он мог умереть. И теперь неизвестно, сколько ему отведено. Как же страшно становится. Паникой накрывает. Опять все сначала. Ад прошлого возвращается. Боялась влюбляться. Держалась стороной от людей. А в итоге влюбилась в того кто умирает.

За спиной хлопок двери слышу. Мы отрезаны от мира. Мы одни. Сама руками его рубашку из брюк выдергиваю. Спотыкаюсь. Удерживает. Туфли откидываю прочь. Колени дрожат. Не надежно на каблуках стоять.

В полумраке комнаты отталкиваю его. На миг отстраняюсь. Остановиться надо. Зачем так продолжать. Иван, наоборот, действует. Крепче прижимает. Целует. Глубоко. Удерживая голову ладонями. Волосы мои ерошит. Щекой о щеку трется. Эта его привычка с ума сводит. Он нежности хочет среди тайн и грязи. И привел сюда ради расплаты.

— Готова? — выжидающе в глаза смотрит. И столько в них сейчас эмоций считываю. Страх. Страсть. Боль. Рубит и вымораживает его близкая отстраненность.

— К чему? — Вопрос на губах остывает. Задыхаясь, ощущаю еще одни руки. И дыхание. Кто-то другой целует мое обнаженное плечо. Обернуться пытаюсь. Сабуров не позволяет.

— На меня смотри. Продажная женщина. — он произносит это ласково. Словно журит ребенка. В это время по аромату парфюма понимаю это Зукаев. И это его жаждущие ладони гладят мой живот. Одна поднимается и обхватывает полушарие груди. Другая, поднимает подол платья.

— Я так не хочу. — между ними бессильно толкаюсь. Как бабочка в паутине. Безуспешно. Не отпускают. Давят. Сжигают. Растворяют. Снова повернуть голову пытаюсь. В глаза Игоря заглянуть. Там в зале, он знал, что нас ждет? Это было задумано? Или они импровизируют? Какой реакции Иван от меня ждет?

Зукаев ласкает меня уверенно. Рука сползает ниже. Как раз где увлажнились мои трусики. Тихо смеется. Давит сильнее. Под ластовицу трусиков легко проникает. Бьет меня дрожь, как в лихорадке. Возбуждение и алкоголь лишают способности сопротивляться.

— Ты потекла моя красавица.

Цепляюсь за рубашку Сабурова. В глаза его смотрю. Темно. И он словно маску натянул. Глаза стеклянные. Он хочет убедиться. В том что я говорила. Мне все равно, с кем спать. Что ж.

Больно. От его близости. От того как целует. И позволяет другому меня касаться. Слышу, как сердце его грохочет. Дыхание срывается. Может им привычно партнерами обмениваться? И я не все знаю о жизни мужчины, в которого влюбилась. Мужчины, который заставил ему поверить.

А кровь моя кипит. Зукаев нежен и осторожен. Он словно понимает, зачем здесь сейчас. Некий буфер, между нами. Лучше Игорь, чем кто-то со стороны.

— Вань, ты правда хочешь вот так? — глотаю воздух. Губу закусываю. Слова с трудом наружу выходят.

— Да. Было у тебя с двумя одновременно? — Иван спрашивает. Языком по подбородку проходиться, по шее. В выемке замирает. Зубами прикусывает. — запахи, звуки. Двойная сила вторжения. Это новый уровень. Новый опыт. Хочешь, чтобы я сзади тебя брал? Или в рот поглубже? Расскажешь о своих фантазиях? Или правдивых подробностях?

— Мы будем очень бережно с тобой обращаться. — голос Игоря над ухом мне нравится. Его тембр с гулом в ушах сливается. Сабуров прав. Он сейчас грань проводит. Между возможным. И упущенным. Я свой шанс упустила. Пусть я буду шлюхой. Так проще. Отцепляю взгляд от Вани. С трудом. Поворачиваю голову. И целую Зукаева. Изгибаюсь. В какой-то миг Игорь меня к себе разворачивает. И крепче к паху прижимает. Сабуров теперь сзади. Слышу его рычание. Как скала леденеет. Руками меня за талию на себя дергает.

— Разошлись на хрен!

— Ошалел Ванек! — Зукаев взъерошен и дико возбужден. — я предупреждал, что не играю по твоим правилам!

— Она моя. Игра окончена. Катись, Игорь.

— Да блять! — Зукаев матерится, рубашку в брюки заправляет. — Заебали вы оба!

Сабуров меня лицом к себе в грудь утыкает. Словно прячет. И гладит по голове. Слышу, как топочет возмущенный мужчина. Но мне улыбаться хочется. Он не смог меня другому отдать. Неправильно разыграл партию. Мальчик мой любимый.

— Довольна? Юль. Даже не глядя на тебя, вижу, как лыбишься.

— Думала, не остановишь.

— Понял. Что пошла бы до конца. Разложили бы тебя здесь вдвоем.

— Эротично.

— Ко мне поедешь.

— Нет. Ты только что цирк устроил. И сам сказал, на что я способна. Хватит меня за собой таскать. Где ты был все эти дни? У тебя есть родные люди. Есть семья. Будь с ними.

В какой-то момент на крик срываюсь. К черту эти маски и притворство. Мы все знаем друг о друге.

— Ты приручаешь меня. Шаг за шагом. Это не любовь. Ваня! Это зависимость. Скручиваешь мне руки. Я подыхаю. Не видишь? Ты меня убиваешь своей любовью.

Он молча руки мои за спину заводит. Лицо поднимает, чтоб в глаза заглянуть.

— Полюби меня. Поверь мне. Юля. И все измениться.

— Дурак. Я уже влюбилась. Понимаешь.

— Только смириться с этим не можешь.

Он практически несет меня к машине через черный ход. Я не хочу. Не могу. если он умрет, умру и я. в этот раз точно. Бежать от него. А не могу. притягивает. Как земная сила притяжения.

— Вань. Ты самолет. А я самокат. Понимаешь?

— Слышал уже об этом. Так вот. Собираюсь взять самокат в небо.

— Твои другие самолеты не поймут

— А мне плевать.

— Куда мы едем? Ваня. — в машине он ласкает мою шею поцелуями. Я сама расстегиваю его рубашку. Так, чтобы ладошкой живота коснуться.

— Пора открыть некоторые карты. Да, Юленька?

— Сомневаюсь, что это можно назвать игрой.

— Именно ты, родная, пытаешься убедить меня в этом.

Он туманит мой разум. Заставляет дышать в такт его вздохам. Горло перехватывает от спазмов удовольствия. Парковка жилого комплекса. Просторный бесшумный лифт. Я иду за Иваном. Иногда закрываю глаза.

— Смотри, как легко, просто следовать за мной. Двигаться в унисон. Юля. Моя Юлька!

Свет включается, как только мы переступаем порог. Но Сабуров рычит: Выключи. Снова тьма накрывает нас своим покровом. Не чувствую запахи. Не вижу ничего. Лишь он. Рвет на мне платье.

— Оно тебе больше не понадобится!

Нет границ. К стене припечатывает. Голову руками держит. Целует. Губы уже болят. Но в живот заостряется пружина. Тороплюсь. Его ремень расстегиваю. Скидывает что-то. Грохот. Я хихикаю ему в рот. Он снова рычит. Укладывает меня на холодную поверхность. Стол? Чуть не падает, о брюки свои же спотыкаясь. Ноги мои себе на плечи закидывает. И резко входит.

— Да! Это и есть мой мир! ты мой мир! Юленька моя!

Эта жажда обоюдного безумия. Полное обнажение. Откровение. Он трахает так яростно, что ножки стола ходуном ходят. Оргазм накрывает горячим шквалом. Кричу. Теперь нет препятствий для громких звуков. Иван материться. Шлепки усиливаются. Чувствую, как он внутри еще больше становится. Как напрягается и взрывается. И рык его тоже громкий.

Он стаскивает меня со стола и дальше ведет. Сдергивая ниточки болтающихся стрингов. У стены меня к себе спиной ставит.

— Скажи, что ты готова?

— Забыл? Я рабыня твоя сегодня.

— Скажи, что ты готова.

— Ненасытный. — сама попкой о его член трусь. Поворачиваюсь к нему лицом и опускаюсь на колени. — хочешь мой рот?

— Хочу. всю тебя. Без остатка!

Я облизываю головку со вкусом своего собственного наслаждения. И со следами его спермы. Мне приходилось делать минет. Но это было скорее выполнением задания. Принуждение даже. А сейчас я сама хочу этого. Хочу лизать его и сосать. Но показать свой не приятный опыт не решаюсь.

Поднимаю голову, в глаза смотрю. Он за голову меня вверх поднимает. И снова спиной поворачивает. Входит в мое пульсирующее лоно. Кажется, не отошла еще от оргазма. И это новое наполнение новых острых ощущений добавляет.

Пальцем тугое колечко разминает. Внутрь палец загоняет. Замираю. Меня трахали и так. долго. И больно. Я рыдала потом от нестерпимой боли. И даже в больницу обращалась.

— Тсс! — он ловит мое напряжение. И лицом к себе поворачивает. — нет, моя хорошая. Из нас двоих раб здесь я.

Подхватывает на руки. И мы на кровати оказываемся.

— Ты не будешь делать ничего, что тебе может не понравиться.

— И даже если скажу, что хочу спать?

Он слегка смеется. Целует в лоб.

— Хочешь принять душ?

— Хочу.

Открываю глаза и не понимаю, где я. Мы спали скорее всего пару часов. Постель вся измята. В следах нашей страсти. Все мое тело пропитано ароматом секса. Его ароматом. Комната практически по всему периметру занавешена тяжелыми портерами. Не видно сквозь ткань день или ночь за окном. Ни единого звука. Или шороха. Так тихо у меня в квартире не бывает. Вообще не привычна мне тишина. Я могла спать стоя в маршрутке. Или прислонившись бочком к стене.

Здесь же словно волшебник оберегает мой сон. Я не выспалась. Но мне хорошо. Удовлетворенно тяну руки, ноги. Его нет рядом. Не хватает. Впитала в себя привычку его близости.

Накидываю на плечи его рубашку. Она небрежно висит на спинке стула. Так же делают все девушки после бурной ночи. Где же он. От яркого дневного света слепит глаза. Моргаю, привыкая. Фокусируя зрение. Пальчиками ног в мягком ворсе утопаю. Квартира в новом доме. Очень стильная. В приглушенно пастельных тонах. Дорогущие детали интерьера. Изогнутые витиеватые светильники. Мягкие линии двойных стен. Не обычные формы дверей и окон. Все помещения заполнены светом и весной. В распахнутые окна врываются далекие звуки города. Светлые портьеры колышутся. Окна приоткрыты.

В одной из комнат замечаю рояль. И фотографии на нем в рамках. Не дохожу до инструмента.

Зависаю. На стене фото семьи. Это Иван. И его родители. Он похож на маму. Глаза одной формы и цвет. Наклон головы и заостренные линии скул. С отцом Иван одного роста. У них одинаковый подбородок. И длинные руки с широкими ладонями. Это квартира его семьи. И он привез меня сюда. Искренне надеюсь, что не для знакомства с родителями. Они за границей. Надеюсь.

Замечаю Ивана. За тонкой полупрозрачной тканью открытой двери. Ступаю на порожек. Терраса. Даже, скорее просторный балкон. И понимаю, что мы довольно высоко. Иван сидит в широком плетеном кресле. На нем лишь домашние брюки. Босой. С обнаженной грудью. Пояс брюк ниже бедер. Он расслаблен. Насытившийся кот. Мужская сила и привлекательность. На низком столике парит бокал с чаем.

— Рано еще. Могла бы поспать.

— Хочу побольше о тебе узнать.

— Хорошо. Пора уже открыть занавес. Верно? — готова ли я к этому. К такому вот Ивану. Доступному лишь мне. С любовью и страстью во взгляде. С порывами откровений. И с раненым сердцем. Если мое зачерствело за годы отрицаний. То его сердце умерло. И сейчас в груди бьется орган другого человека. Я упивалась жалостью к себе. Не ценила жизнь. Глупая. Рядом с ним хочется жить. Но боюсь. Узнавая подробности, снова сбегу. Снова откажусь. Снова закроюсь в своей скорлупе. У меня был соблазн забраться на просторы интернета. Погуглить о жизни людей, прошедших через пересадку сердца. Но лучше все узнать от него.

Упрямый мальчишка. Беру мягкую подушку с соседнего кресла и бросаю под ноги. Опускаюсь на колени. Как раз между его разведенных длинных ног. Руками глажу колени. Поднимаясь выше. Вижу, как под тканью подрагивает его член. Ладонью сжимаю головку. Целую впадину пупка. Зубами сдавливаю.

Смотрю на него из-под спутанных волос. Утреннее солнце слепит глаза. Еще по-весеннему прохладно. Но нам уже печет. Словно где-то рядом костер распаляют.

Тяну пояс его брюк. Приподнимается и спускает штаны к щиколоткам.

Губами обхватываю головку. Языком бью по крайней плоти. Снова смотрю. Как он откинул голову. Как дыхание участилось. Пальцами в подлокотники вцепился.

Облизываю член по всей длине. Яйца в рот затягиваю.

— Блять, — ругается и стонет. — что ты творишь со мной, Юля! Возьми глубже. Хочу твой рот.

И я делаю то, что он просит. Правильный поворот головы. И загоняю член себе в горло. Дышу носом. Несколько резких толчков. Отпускаю. Я делала так лишь одному человеку. Вернее, он заставил это делать. Один из моих работодателей. Тогда такой способ минета казался мне насилием и унижением. Сейчас я сама хочу этого.

Пальцы Ивана запутываются в моих волосах. Давить пытается. Но терпит. Снова повторяю. Сосу сильнее. Горло уже саднит немного. Но вот фокус. Меня саму возбуждает этот процесс. Уже не смотрю на его реакцию. От своего кайфа балдею. Увлекаюсь. И дергаюсь. Когда горячий поток спермы в заднюю стенку горла ударяет.

Глотаю. И остатки с члена вылизываю.

Пытаюсь встать. Надо хоть душ принять. Но Ваня на колени усаживает. И в губы поцелуем впивается.

— Ты моя. Понимаешь? Не отпущу никогда.

— Ты все поймешь со временем, Вань. Осознаешь. И откажешься сам.

— Даже не надейся. Сейчас хотела открыть новые развратные грани своего опыта? — под ткань руку запускает. Гладит. — не понимал никогда, почему парни ждут юных не тронутых милашек. И надеются от них получать то, чего может предоставить лишь опыт? Я знаю, чего хочу. И все твои поступки не осуждаю. Наоборот. Люблю это в тебе.

— Я в душ. — пытаюсь с его колен спрыгнуть. Но он резко. Даже резче, чем сам ожидал. Разворачивает. Ногу перекидывает через свои бедра. И ласково проходит губами по ключице. Пальцы запускает в меня.

— Не убегай, милая. Не надо.

— Тебе можно так часто… ну это…

— Стесняешься спросить? Юленька. С тобой мы занимаемся любовью. Сексом. Близостью тел. Единением душ. Какое из этих определений тебе по вкусу.

— А по-моему мы отменно трахаемся. Но ты уходишь от ответа, Ванечка.

— Еще раз назови меня ласково.

— Ванечка. Ванюшааааа…

Он подхватывает мои бедра, приподнимает и насаживает на себя. Чуть больше съезжает по креслу. Мы стонем в унисон. Когда он заполняет меня. И новый виток безумия.

— С тобой мне можно все!

Принимаю душ. И снова вижу не свои вещи. Мягкий спортивный костюм. Кроссовки.

Хочу возмутиться. Но если подумать. То платье вечернее тоже не мое. Приоткрытая дверца встроенного шкафа привлекает внимание. Женские вещи. Мой размер. Совершенно новые. Но без бирок. Он готовился к моему появлению здесь? Может, он маньяк? А я теперь его жертва. Сейчас побалует немного и прибьет в темном углу. Смешно. Умереть в его руках. Наверное, было бы не страшно. Воображение понесло не в ту степь.

Чувствую запахи готовящейся еды. Сабуров на кухне колдует. Желудок требовательно урчит. Но до кухни я не дохожу.

Затягивает в комнату с роялем. И у ряда фотографий замираю. Меня кроет паническим шоком. Узнаванием. Пониманием. Пазл складывается в единую картину. Сабуров вовсе не маньяк.

Он не просто так мне знакомым показался. Странная слабость мгновенно подогнула колени. Но я устояла. Надо было сначала покушать. Секс марафон много сил забрал.

На фото Иван с синюшными губами. Пальцем его изображения касаюсь. Бледный. Болезненный. Его подбородок чаще приподнят. И даже уголки губ намекают на улыбку. Он держит планку. Он прежде всего мужчина, гордый, сильный, молодой.

На многих фото Иван в окружении семьи. Понимаю, что почти все фото сделаны в больничных или санаторных парках. Рядом с нашей деревней есть такой реабилитационный центр. Все называют его санаторий. С Ником и его компанией бегали в этот парк. По дорожкам очень круто на скейте было погонять. Охрана нас пару раз чуть не поймали! Но аллеи очень красивые. Ухоженные. Тогда еще все те больные люди казались просто отдыхающими туристами. Но оказывается там, среди тех людей, мог быть Иван. Совсем не турист. Кольнуло сердце.

На одной из фотографий поодаль инвалидное кресло. Был период в его жизни, когда он даже передвигаться не мог самостоятельно? Нет фотографий детских праздников в кругу друзей. Нет парков аттракционов.

Морщусь. Вспоминая. Затащила его в аквапарк. И так самозабвенно соблазняла его на геройский секс. А можно ли ему это. В ванной-комнате, в шкафчике баночки с лекарствами. Вся его жизнь — это борьба. За право жить! Просто жить! Кровь густеет и не циркулирует внутри. Сердце болезненно ноет. Так хотелось думать, что Вероника обманула. Он же совершенно здоров. По его венам бежит сумасшедшая чистая энергия! Эта энергия и меня заряжает. Нас сближает.

— Ты вспомнила?

Он прислоняется к косяку. И наблюдает за мной. Все так же в одних брюках. Волосы по-мальчишески взъерошены. И такая нежность на его лице. В обращенном ко мне взгляде. Сукой себя последней чувствую. Сколько дурацких мыслей свербели мою пустую голову. Сколько жалости к своей персоне выказывала. И на самом деле сейчас кажусь себе еще более жалкой, чем прежде. Я с ним впервые ощутила, насколько я женщина. Желанная. Драгоценная. Но я столько раз подвергала его опасности. Ни разу ведь. Ни единого раза не задала вопрос. Я не требовала от него объяснений. Не интересовалась его жизнью. Слишком смирилась с жизнью эгоистичной одиночки. Он просил поверить. Полюбить его. Но я даже саму себя никогда не любила. А теперь хочу еще больше все это остановить. Только как жить без него?

— Почему ты сразу не сказал? — руки совсем немеют. Чуть не уронила фото. Но все же стараюсь по местам расставить и не трогать больше. Не касаться глубины происходящего.

— Ты забыла. Значит это не было важным для тебя. — он не подходит ко мне ближе. Ждет. Выжидает моего решения. Моей реакции. Вижу, как держит себя. Как взгляд теряет фокус. Он волнуется.

— Смутно помню, как из воды тебя вытащила. Скорую ребята вызвали. Это все. Ничего особенного не было сделано. Вань. — сама делаю шаг в его сторону. Останавливаюсь. Голову склоняю. — Ты из-за этого столько времени со мной нянчишься?

— А я помню каждый момент того вечера.

— Я не заслуживаю всего этого.

— Ты правда можешь происходящее называть «нянчишься»? Юленька.

— Ваня. Это… — не дает говорить. Сам подбирает слова.

— У меня не много воспоминаний из прошлого. В основном все пахнет лекарствами и имеет белый цвет. Долгое время жил за границей. Там, медсестры и врачи были моими друзьями и коллегами. В тот вечер… Это были первые дни моего возвращения в страну. — тоже берет в руки фотографию. Улыбается. Но эта улыбка слишком печальная. Обнимаю его сзади. Лицом к спине прислоняюсь. Слушаю. Сердце его слушаю. Ритм спокойный.

— Как ты оказался на деревенском озере? Как в таком состоянии ты мог добраться туда?

— Санаторий. Там рядом частный санаторий. Реабилитационный центр. Я оттуда пришел. — разворачивается и обнимает за плечи. В губы целует. Ласкается щекой о мою щеку. Ладонью по волосам проходится.

— Пешком? Это километров шесть как минимум.

— Пять. Я вышел за пределы санатория. Огляделся и понял, что не хочу возвращаться. По дороге ехал старик на телеге. Лошадь у него еле цокала. Старая такая, забавная, с рыжей облезлой гривой. Сказал куда едет и взялся подвезти. Дед Степан.

— Да. Есть у нас такой.

— Рассказал, как сено на зиму запасает. И знаешь, так было красиво вокруг. Как живо все. Я видел, как вы прыгали с тарзанки. И когда ты с мальчиком приехала. На мотоцикле. В таком ярком сарафане. Смеялась все время. И косы. Юль. Я помню твои длинные косы. Круглолицая, бойкая. Живая. Настоящая русская красавица. Ты купалась в майке. И твой парень тебя все время прикрывал от лишних взглядов.

— Боже! — ладонями щеки прикрываю, — Ты видел меня счастливой. И понимаешь контраст. В то лето… погиб тот мальчик. Я за него замуж собиралась. На озере собирались его друзья. Он из армии вернулся. — колет внутри. Хочется согнуться пополам. Отворачиваюсь. Чтобы не видел лица моего. Но Ваня этого и не требует. Отходит к окну. Руки в карманы брюк прячет.

— Тот вечер. Словно другая жизнь. Для тебя и для меня это рубеж. Когда все изменилось. В тот момент я так хотел жить полной жизнью. Окунуться в прохладу озера и забыть о болезни. В свой последний вздох я помню тебя, Юля. Как ты, сидя на мотоцикле, оглянулась. Шум на озере уже стихал. Вечерело. И вы дружной толпой уходили. Зачем ты оглянулась? Тогда могло бы все закончиться.

— Вань. Слишком сложно. — не знаю, какие слова подобрать. Как выразить внутреннюю пропасть, адскую боль и неизбежность, — Твоя болезнь. Почему ты так беспечен. Ты должен себя беречь. — имею ли я право задавать вопросы.

— Юль, ты спроси. Спроси то, что на губах твоих застыло.

— Сколько врачи тебе времени дают?

— Самый долгий житель после пересадки сердца прожил 30 лет. И умер от другой болезни. У меня сильный организм. И отторжения не было. Не врачи это время дают. Я сам его выбиваю. Я за эту жизнь цепляюсь.

— Хочу уйти. — говорю это и рот ладонью прикрываю. Он спиной ко мне стоит. Не поворачивается. Морщусь. Моргаю. Чтобы удержать ненужные слезы. Они в горле стоят и раздирают душу. Глаза прожигает, — Работу с дядей закончу. Но с тобой. Нам лучше не видеться. Не хочу повторять рубежи.

— Ты свободна. Юль. — пожимает опущенными плечами. — Я просто буду рядом. Ты не узнаешь об этом. Если что-то понадобиться, всегда можешь обратиться.

— Именно я твоя должница. Не наоборот. Хватит меня преследовать. Хватит думать, что между нами есть больше, чем…

— Не нужно ничего говорить. Пытаясь сделать больно мне, себя же калечишь. Все знаю. Понимаю. И неволить никто тебя не собирается. Хочешь думать, что ничего нет. Пусть будет так. Я лишь укажу тебе путь. Ты можешь начать учиться. Где пожелаешь. Открою тебе весь мир. Думаешь, не понимаю, как жестоко я поступил, открывшись тебе. Не борись со мной. не борись с собой. Не надо. Юль. Ты главное живи.

Я дрожащей рукой беру фотографию Ивана на мотоцикле. На лице счастливая и гордая улыбка. В окружении нескольких ребят. Волосы чуть длиннее, чем сейчас. Зукаев рядом. За плечи Ивана обнимает.

— По этим фото можно всю твою жизнь увидеть. Ты поэтому меня сюда привез? Вещи женские в шкафу. Ты надеялся. Что я останусь? Зачем ты так. Зачем. — бреду назад в комнату. Ищу свой телефон. Нервно тру вспотевшие ладони. Я не права. Я так сейчас не права. Но ненавижу его. За то что сразу не сказал. За то что позволили поверить. За то, что я начала жить, когда он готов в любой момент умереть.

— Ты не задаешь вопросы. Но знаю, думаешь об этом. Вот они все ответы. Приходится часто бывать за границей. Именно поэтому родители живут там. И дядя присматривает за нашим домом, квартирами. У меня словно нет корней Юль. Как лист, опавший на ветру, кружился. И дальше буду кружиться.

— Мне все это не нужно.

— Мы могли бы объехать весь свет. Я все для тебя сделаю. Все. — он не сказал фразу — пока еще могу это сделать. Но смысл сказанного читался в глазах.

— Ненавижу мотоциклы и все, что с ними связано.

— А жить, как моль в шкафу любишь? Общаться с такими безликими людьми, как Авдеев, нормально для тебя?

— Мы не будем ссориться. И выяснять отношения. У нас нет ничего общего. Просто секс. Мне пора. Вань. Береги себя.

Уйти не так просто. Его запах. Его взгляд. Его печальная трогательная улыбка.

Он не удерживает. Я сама подхожу.

— Я приготовил завтрак. Можешь поесть. Вызову тебе такси.

Есть я точно не смогу. Поворачиваюсь спиной. А он меня разворачивает. И к себе крепче прижимает. В макушку целует.

— Я тебе благодарен, Юль. За то, что ты есть в моей жизни.

Ему нельзя таких эмоций. Нельзя. Я бегу от себя. И оправдываюсь тем, что его спасаю. Наверное, я совсем подлая. И жизнь свою в угол загнала от того, что трусиха. Жить на дне, не поднимая головы. Неужели я лишь на это способна. Признать любовь. И оставить все как есть. Так было бы правильно? Но я боюсь. Господь свидетель. Я до безумия боюсь причинить ему боль. Не его смерти. Нет. Боюсь, что именно я доведу его до крайней точки. Своими порывами и непреклонным характером. Своей неспособностью слушать людей. И подчиняться обстоятельствам. Уйти. Так будет лучше для него.

Иван писал мне смс. Звонков не было. Просто писал. Ни о чем. О погоде. О том, что с ним было в этот день. Какой вкусный чай он пьет. Или услышал аромат моих духов. Остановил незнакомую девушку, подумав, что это я. Стихи.

Не отвечаю. Что со мной твориться, нельзя описать словами. Такое можно только пережить. Дядюшка Матвей отказался продолжать со мной работу. Сказал, что основные направления уже налажены. И теперь устройством музея занимаются профессионалы. Мне выплатили довольно приличную сумму. Хочу ее вернуть. Выставила квартиру на продажу. Но старый жилой фонд не пользуется спросом. Тем более цены сильно выросли.

Снова бежать. Но как скрыться от себя? От кошмаров ночных. Кричу. И реву в подушку. Просыпаясь от того, что задыхаюсь. Зачем эта борьба? Ради чего? Я не живу по сути. Существую. Так почему отказываюсь быть с ним?

Мы не сходились с Иваном. Не становились парой. Но между нами появилось много общего. Общие знакомые. Ревность. Непонимание. Страсть. Отчаяние. За короткий период времени он перевернул все! Заставил с головой окунуться в свое сожаление о прошлом. Вспомнить каждую деталь!

Вою как раненый зверь. Мне страшно. Так безумно страшно вернуться и пережить заново все! Страшно. При мысли о том, что выпало на долю одного человека. Где грань между любовью и жалостью? Она есть. Потому что в Ивана я влюбилась сразу. В том кабинете на самом верху офисного здания. Еще тогда потеряла покой. И его появление в моей квартире было маленьким счастьем. Он всколыхнул мое болото. Которое, я упорно создавала. И называла это жизнью. Умирающий человек спасает девчонку, не способную ценить жизнь!

Не потяну всего этого! Я уже потеряла одного близкого и любимого мужчину. Как смогу прощаться каждый день с еще одним? Засыпать, зная, что могу уже не увидеть его утром.

Меня позвали на работу в реставрационную лабораторию. И я сидела там практически круглые сутки. Общалась с посетителями. Обсуждала решения проблем.

Как в тумане пролетели два месяца. Несколько раз бродила вокруг бывшей работы. В надежде увидеть его. Пусть издалека. Не увидела. Но зато Зукаев пунктуален. Всегда появлялся по утрам в одно и тоже время.

Когда перестали приходить смс, заметила сразу. Позвонила. Но абонент не доступен. Поехала к Аравину. Но он даже не открыл мне ворота.

Пришлось караулить Игоря. Он увидел меня. Но прошел мимо. Я осталась стоять на месте. Понимая, что друг зол. Я предательница для всех. Не привыкать к общественному презрению. Но Ивана увижу все равно.

Бегу за Зукаевым. Но он даже не оборачивается. Садиться за руль своего автомобиля.

— Игорь! Просто скажи, где он! — сама молюсь про себя. Скажи, что он жив!

Он проехал пару метров. И все же остановился. Сдал назад. Стекло опущено.

— Чего тебе, Меркулова? Ты все правильно сделала, исчезнув. Потрясения ему не нужны. Так что живи себе спокойно.

— Игорь. Где Иван?

— Ты так и будешь бегать. Туда-сюда. Только в его случае это фатально! Он никогда не собирался к тебе приближаться. Понимаешь? Что теперь тебя не устраивает? Денег дал, учебу оплатил, квартиру твою выкупил. Живи и радуйся, Юль. — не так уж сильно он меня ненавидит. Скорее Иван запретил ему со мной об этом говорить. Молча жду его ответа. Выходит из машины. Ладони на плечи мне кладет. — зачем тебе?

— Тебя это не касается.

— Ошибаешься. И сейчас от меня зависит, в какую степь тебя послать, Юленька. Кстати. Если деньги закончились, обращайся. Мне понравился тот короткий эксперимент.

Вырываюсь из его рук и на шаг отступаю.

— Ты не дурак, Игорь. И пощечину тебе лепить не стану. Потому что умело козлом претворяешься. Не хочешь не говори. Деньги свои себе в жопу засунь. — разворачиваюсь, чтобы уйти. Но мужчина к себе дергает.

— Просто скажи, зачем тебе!

Открыть ему сердце, для меня, это как до гола прилюдно раздеться. Слезы глаза жгут. От обиды. От боли.

— Я с ним буду. Всегда.

— Жалость ему не нужна.

— Я сама когда-то от жалости сбежала! Все бросила, чтобы… Нет. Игорь. Я люблю его. И буду с ним. Если он позволит.

— Санаторий. Тот самый. Недалеко от твоей деревни.

Делаю шаг. Тороплюсь.

— Юль. Сначала врача его найди. Сама понимаешь. Он не в самом лучшем состоянии.

Я не заезжаю в свою деревню. Сразу к Ивану. Здание санатория состоит из нескольких больших корпусов. Здесь и реабилитационный центр. Долго брожу в поисках. Стойки регистрации здесь нет. Все приезжают по направлению. Меня даже пускать не хотели у ворот. Пришлось в обморок свалиться. Целый спектакль разыграть. Убежать. Территория и корпуса разбросаны далеко друг от друга. Пришлось даже халатик стырить. Чтобы сойти за местную.

Но в итоге нашла нужную палату. Он один в ней. Все это больше похоже на палату реанимации. С Николаем пришлось в такой побывать. На пороге застываю. Еще есть шанс уйти. Улыбаюсь своим мыслям. Нет уже давно таких шансов. Уйти от него не смогу. Никогда.

Иван спит. Или просто глаза прикрыл. Рядом пикает прибор слежения за сердцебиением. Капельница. Улыбку натягиваю на лицо. Соскучилась. Мы мало знакомы. Но странным образом переплелись наши судьбы. И словно сейчас я домой возвращаюсь. Словно не дышала эти недели без него.

Медсестра подбегает и тянет меня в коридор. Палец к губам прикладывает в знак тишины.

Иван поворачивает голову на шорохи. При виде меня тяжело вздыхает. Поздно. Увидел. Не уйду теперь точно.

— На хрен! Блять! Юля! Зачем ты приехала?! Уходи. Слышишь. Уходи.

— Вам все сказали, девушка. На выход. Охрану уже вызвала. Что ж вы, как фокусник! Мы вас в дверь, а вы в окно! — медсестра путь перегораживает. Обхожу. И к кровати медленно ступаю.

— Прогонишь у входа, палатку поставлю. С места не двинусь. Вань. Мы проверили себя. Поверь без тебя сложнее, чем вот так. С тобой рядом. Люблю тебя. Сильно так люблю. — плакать не стану. Но слеза скатывается по щеке, — прости! Что ушла, прости! Дура я. Вот и все.

Он останавливает упорную медсестру. Она что-то бубнит поднос. Убирает капельницу. Заставляет меня обработать руки антисептиком. Уточняет, не болею ли я. Рассматривает мои руки, лицо.

— Сейчас не время посещений. На входе в этот корпус все проходят санитарную обработку. Вы понимаете, что подвергаете опасности пациента.

— Я не больна. И постараюсь быть аккуратной.

Снова что-то бубнит. Но выходит. Ставлю сумочку и чемодан на колесиках в угол. Еще раз антисептиком обрабатываю руки до локтей. Иван смеется.

— Хватит, Юль! Ты уже обеззаражена!

— Ну да. Цербер медсестра обработала своим ядовитым взглядом.

Мы оба хихикаем.

К нему на кровать садиться не решаюсь. Он сам протягивает руку. И заставляет прилечь рядом. Я радостно вздыхаю. В его шею носом тычусь. Да. Я точно вернулась домой. Его аромат втягиваю носом. Никакие лекарства не перебьют этого. Обнимаю. Крепко сжимать боюсь. Он сам меня сжимает.

Голову мою ладонями поднимает. Так чтобы носом моего носа коснуться.

— Ты здесь. Ты пришла. — губами его губ касаюсь.

— Не прогоняй меня больше.

— Не смогу. Ты с чемоданом. Навсегда.

— Навсегда.

— Понимаешь же, что это может быть ненадолго.

— Не говори так. Больше не напугаешь. Я все решила. Это нужно не только тебе. Мне необходимо.

— Ты настырная девица, Юлька моя.

Мы долго так лежим и болтаем. К нам никто не заходит. И пока говорим, наблюдаю, как за окном солнце за горизонт скатывается.

— Почему ты здесь?

— Опасности нет. Юленька. Это профилактика. Медикаментозная. Под присмотром врачей. Реабилитационный курс.

Снова меня целует в лоб. По голове гладит.

— Ты должен спать сейчас. Так медсестра сказала. Поспи. Я просто буду рядом. — встать пытаюсь. Но он удерживает.

— Я не уйду. Ваня. Не уйду.

— Немного поболтаем. Это не повредит.

— Ты хочешь рассказать?

— Да.

— Ты знаешь, что я никогда не собирался к тебе приближаться. Это же ты сделала первый шаг.

— Меня подставили…

— Не было никакой подставы. Ты с самого начала под моей защитой была. Матрену эту вычислили уже к тому времени. Игорь выжидал. Любит поиграть с паникерами. А ты молодец. Копии документов снимала.

— Ты странно на меня смотрел в первую встречу.

— Странно? — смеется, и еще нежнее по спине ладонью гладит, — да я ошалел от радости! Боялся выдать себя! Черт! Юля! До этого я неделю в больнице провел. Сил вообще не было ни на что. А ты! Воскресила меня.

— Ты был нездоров?

— Да это мое обычное состояние. В норме все. В квартиру твою тоже завалился, как осел. Кругами вокруг дома ходил. Юль. Увидел тебя так близко и все. Пропали мои планы держаться подальше.

— Я думала, ты меня винишь в том, что друзья твои предатели. А они и не были предателями.

— Вся фирма на Игоре держится. Орлов его подстраховка. Они там целую систему слежения установили. И у Матрены не было шанса. Я был расстроен лишь тем, что ты как вода для меня. Ускользаешь между пальцев. Не знал, как тебя удержать. И прогнать.

— Это взаимоисключающие понятия.

— Мы с тобой взаимоисключающие товарищи.

— Ты меня той историей шантажировать пытался!

— Скорее себя. Просто одурел от мысли, что с тобой рядом буду. И тот ромашковый луг увидел. В квартире твоей. Рисунок на шкафу. Увидел. Вспомнил все с новой силой. Ты на берегу. Смех твой.

— В квартире моей… я же поверила, что ты расстроен из-за друга предателя. И тебе вряд ли можно алкоголь.

— Я умею убеждать. И пьяным вовсе не был. Глоток сделал, для запаха.

— Ты играл со мной.

— Искал способ приблизиться.

— Вань. Ты же мне просто благодарен за спасение. Зачем столько сложностей.

— Все не так. Я тогда увидел тебя на берегу. Не знаю. Заволновался. Просто темная пелена застилала разум. Влюбился. В смех твой далекий. В косы длинные. Ты в компании парней была. А они с таким уважением к тебе обращались. И этот Николай. Он не отходил ни на шаг. Все время за руку держал. Прости если это болезненные для тебя воспоминания.

— Нет. Уже нет. В тот вечер я на самом деле была счастлива. Николай предложил пожениться.

— Но уезжая, ты на меня оглянулась.

— Я правда почти не помню тебя. Смутно очень. Тогда другие события волновали кровь. Но видела, как ты в воду пошел. И страшно очень за тебя стало.

— Жалко выглядел.

— Нет. Не в жалости дело. Словно ты на плечах некое бремя тащишь. Ты такой был измученный.

— Юль. Есть кое-что еще. О чем ты не знаешь. Твой Николай.

Я встаю. К окну отхожу. Быстрее сердце начинает колотиться. Его тон мне не нравится. Что же еще. Что.

— Его сердце сейчас в моей груди бьется. Он спас меня. Твой Николай.

Рукой рот прикрываю. Вскрикнуть хочется. А не могу. Спазм горло сдавливает. Слезы сами непрошено глаза жгут.

— Я знала, что он донор. Его мама сильно возмущалась этому. Но я сама с ним много раз ездила в донорский центр. Кровь сдавали. И нам потом сказали, что он договор подписал. Согласие. Пострадал его мозг. Из-за сильного удара. Ты поэтому считал, что должен мне?

— Да. Я лишил тебя твоего мужчины.

— Это был вовсе не ты. Вань. Что за ерунда. Таким образом можно и дерево обвинить, в которое он врезался.

— Нас тогда вместе вертолетом в госпиталь направили. Я слышал, как ты плакала. Как его мама на тебя кричала.

— Да. Отношения с его семьей никогда не складывались. После его смерти я сбежала из деревни. Меня превратили в развратницу. Виновницу. Кто-то, наоборот, жалел. А мне было плевать на их мнение. Хотела просто тишины. И одиночества. На его могиле ночевала. Надеялась тоже умереть. Вань, он был для меня не просто мужчиной. Он был моей семье. Другом. Поле его смерти, я смысл потеряла. Поэтому были мужчины. Поиски себя. Пустота.

— Я ведь тоже не ангел. Юль. И жена моя бывшая наверняка поделилась. Женщины были для меня лишь физиологической потребностью. И семью понимал, что нельзя мне! Умереть могу в любой момент. Родителей жалко было. Они со мной всегда носились. А я сроднился с мыслью о смерти. С сыном почти не встречаюсь. Не хочу, чтобы помнил. Вероника может ему нового папу найти.

— Меня жизни учишь. И так говоришь. Поспишь может?

— Я не устал. Здесь время тянется бесконечно. Телефон же отключен.

— Да.

— Ты звонила?

— Звонила.

Он видит в моих глазах вопрос. Рукой по кровати хлопает. Приглашает снова приблизиться. Что я и делаю.

— А тогда у озера. Тебе же нельзя. В воду. В том состоянии. — слова не особо легко даются. Мысленно прокручиваю, а что я знаю о людях с пороками сердца. Ничего.

— Нельзя. Ни тогда, ни сейчас. Вода для меня лучший способ подхватить инфекцию и закончить все в этом бренном мире. Но вода так манила. Синяя гладь. Чуть поодаль даже утки плавали. Не боялись людей поблизости. Хотел искупаться даже ценой жизни. А ты мне еще слова сказала. На всю жизнь их запомнил. Полюби жизнь, которой живёшь, и проживи жизнь, которую любишь. Не сразу. Но я их вспомнил. И принял, как девиз. Потом в интернете нашел. Их кажется, Боб Марли сказал.

— Не помню такого. Любила цитировать. Николай… он очень много читал.

— Наше время — мгновенье. Шатается дом.

Вся вселенная перевернулась вверх дном.

Трепещи и греховные мысли гони.

На земле наступают последние дни. — вот уж точно умереть можно. Никогда не думала, что Иван способен так произносить поэтические строки. Его голос становится таким проникновенным. Ласкающим слух. Он отвлекает. Пытается помочь мне принять происходящее. Чтобы его признания ассоциировались с чем-то приятным.

— Что-то из арабского? — мне попадались эти строки. В очень потрепанном томике. Да. Мне понравились тогда и другие его стихи. Не помню имени автора. Но стихи. Сама продолжаю стих:

— Небосвод рассыпается. Рушится твердь.

Распадается жизнь. Воцаряется смерть.

Ты высоко вознесся, враждуя с судьбой,

Но судьба твоя тенью стоит за тобой.

Ты душой к невозможному рвешься, спеша,

Но лишь смертные муки познает душа.

Иван улыбается. И тихо произносит:

— Абу-ль-Атахия. Средневековая арабская поэзия. Я много читал. Особенно, когда не мог передвигаться. Видишь. У нас очень много общего. И это сердце. Внутри меня. Оно нас объединило. — подумав, ловит мой взгляд. — Мы сходим к Николаю. На могилу.

— Да. Обязательно. А вот с семьей знакомить тебя не хочу.

— У тебя нет выхода. Замуж за меня без родителей пойдешь?

— Без них. А кто сказал, что замуж пойду? Зачем? Мы и так можем быть вместе.

— Не оставишь, да. Свои попытки удержать пути отступления.

— Не оставлю.

— Как ты сюда прорвалась.

— О! я там цирк у входа устроила.

— Это ты умеешь.

— Не нужно было так долго ждать. Ты должен был появиться в моей жизни раньше.

— Нет. Это время тебе было необходимо. Юленька. Сердца, как цветы. Их нельзя открыть силой. Они должны раскрыться сами!

Он заснул. Видимо лекарства подействовали. Выхожу в коридор. Сама не знаю зачем. Может врача поискать. Но как я представлюсь? Кто я такая? Меня могут легко снова выгнать.

Не успеваю завернуть за угол. К лицу что-то влажное прикладывают. И я отключаюсь.

— Проснулась, сучка упорная. Не понимаешь слов. Да?

Вероника. А этот точно она. Темно. Нет. Мои глаза завязаны. Дергаюсь. Я вся как мумия. Замотана чем-то. Скотч. Капец. Меня всю обмотали скотчем. Во рту кляп. И лицо тоже липкой лентой замотано. Холод земельный в кровь пробирается. Холодно. И воздух словно в пещере. Сырая земля. Я лежу на такой поверхности.

— Ну вот здесь я тебя и похороню. Напоследок скажу. Надо слушать предупреждения. Ты же ушла. Зачем вернулась? Иван искать не станет. Чемоданчик твой забрала. Все следы смела. Здесь закрытый бункер. Если вдруг случиться война. Найдут твой высохший трупик. Да. Ты прямо под его палатой умирать будешь. Так что радуйся. Не увидишь его смерть. Вот думаю. Заклеить тебе и нос скотчем сразу? Или оставить дышать. Оставлю. Пожалуй. Умирай долго. А я в это время своего мужа успокою. Ему не куда деваться. С ним рядом буду я. Когда-то я его заставила жениться. Заставлю и во второй раз. Тебя не будет в его жизни. Все. Чао. Бэби. Отдыхай. И жди своей последней минуты.

Глухой хлопок. Скрежет замка. И тишина.

Я пытаюсь кричать. Но кляп проталкивается от этого глубже в горло. И понимаю, что так задохнусь быстрее. Ногтями царапать липкий слой не получается. Ломаю ногти. Больно. Слезы грозятся брызнуть из глаз. Но тогда заложит нос. И я тоже задохнусь. У меня нет ничего кроме способности дышать. Пока.

Без еды люди живут довольно долго. А вот без воды. На какие сутки? Третьи или четвертые? Все тело уже немеет. Умирать от обезвоживания. Мыши. Здесь наверняка есть мыши. Вряд ли они позарятся на скотч.

Зато сожрут мое тело после того, как кони двину. Капец. Такой жестокой смерти точно и врагу не пожелаешь. Умирать в принципе не планировала.

Иван. Он единственный может меня искать.

Вероника же не одна все это провернула! Я все еще на территории санатория! Иван совсем близко. Не может он позволить мне умереть! Не может!

Вероника. Она тоже может одуматься. Так что и этот вариант не исключаю. Я выберусь.

Продолжаю скрести ногтями ленту. Дергаться. От ворошения по холодному полу поднимается пыль. Начинаю чихать. Еще хуже.

Ну и что же мне делать?! Я в аду. Я там, куда всегда стремилась. В тихом, темном уголочке. После смерти Николая так я бы даже не рыпалась. Просто ждала бы, когда умру.

Это больно? Умирать от обезвоживания. Или от чего? Нареветься вдоволь. И все случиться быстрее. Нет.

Иван. Начинаю мысленно вспоминать молитвы. Я верю в Бога. В деревенскую церковь не ходила. А в городе была. Там, где никто никого не знает. И сейчас молюсь. Ивана зову. Если умру, хочу превратиться в его ангела хранителя. Хочу вечно быть с ним. Иван. С сердцем Николая.

Я отключаюсь. Не знаю сколько времени прошло. Сознание покидает меня.

Прихожу в себя и пытаюсь хоть как-то шевелиться. Не могу сдержать слез. Реву. Немеет все тело окончательно. Боли не чувствую.

Наверное, это конец.

Иван

Что это? Счастье? Я все же узнаю его вкус. За свою, возможно, короткую жизнь. Долго боролся со своими эгоистичными наклонностями. Столько лет держался в стороне. А оказалось, что она единственная. И никого другого рядом видеть не желаю.

Юлька моя. Только моя. Видел, сколько раз рыдала, возвращаясь домой. Сколько раз вот так, караулил ее у потрепанного временем подъезда. Видел, как все ниже опускаются ее плечики. И гаснет улыбка на лице. Как из подвижной, яркой девчонки она превращается в работницу по неволе.

Мне довелось лицезреть и тот самый случай. О котором она в отеле рассказывала. Сам наблюдал. По камерам. Юлька всегда была под колпаком. И даже не догадывалась об этом. Как только после пересадки сердца, смог нормально мыслить. Сразу создал целую команду.

Да, видел, как тот мужик ей в лифчик деньги вложил. Лицо ее плохо вырисовывалось. Не понимал эмоции. Умирал. Смотрел, как мазохист. Увидеть ее настоящую и остановиться. Этот мужик ее за волосы тянул. Лицом в стену держал. И трахал. Трахал грубо и жестоко. Лупил по попке. Видео было в моем распоряжении лишь через пару дней. Да и не остановил бы. Не мог я тогда в ее жизнь вмешаться. Не посмел бы. Сдохнуть мог. В любой момент.

Пришлось улететь из страны. Латать свое чужое сердце. Организм отвергает орган, который его спасает. Увы. Но факт. Был на грани. И свет белый видел. Ее видел. Юльку. Ту, что на озере, с косами и круглым личиком. Ту, что смеялась и манила. Мысль о ней спасала.

Долго не вмешивался. Но потом все подстроил, чтобы оказалась в моей фирме. И Зукаева сразу предупредил. Эта девочка моя! А значит с ней, как с королевой. Матрену не учел. Травила девочку мою сука старая.

Последние видео отчеты о жизни Юли убивали сильнее, чем ее секс с незнакомцами. Она растрачивает свою жизнь в пустую. Она сама опускается на дно существования. Словно винит себя в чем-то. Ненавидит то, что видит свет и может дышать. Никого рядом. Настолько одинокого человека не знал.

Я верну ее к жизни. Сам сдохну, но ее верну! И тот случай, когда в кабинет ворвалась. Словно знак свыше. Мгновение. Она даже не подозревала об этом. Один короткий взгляд ее серых глазищ. И я пропал. Окончательно проиграл эту войну. И в квартиру поперся. Потому-что хотел сам увидеть ее жизнь изнутри.

Она моя. С того момента, как увидел ее на озере. Не важно с кем она, где. Она уже всегда была моей.

Полюби меня. Полюби только меня. Молил я каждый день.

Лучи утреннего солнца пробираются в палату. Глаза не успеваю приоткрыть, как чувствую тяжеловатый приторный аромат духов. С примесью табачного дыма. Блять. Вероника. Какого хрена она здесь?!

— Уходи, — не открывая глаз, говорю достаточно громко, чтобы услышала.

— Спи, спи, дорогой. Я принесла обед. Медсестра какая-то нерасторопная попалась.

Гольная забота. И откуда столько елейной мерзости в голоске. Открываю глаза и в упор смотрю. Как обычно в хлам разодетая и расфуфыренная. Косметики на лице тонна. Вся такая гибкая и стройная.

За окном уже стоит летняя жара. На улице стараюсь не появляться на время лечения. Так надо. Так безопаснее.

Вероника же накинула на плечи короткую шубу. Совсем рехнулась? И реально вид ее немного пугающий. Перебор с яркой помадой. Глаз из-под нарощенных ресниц почти не видно.

— Вероника, где Даня? Почему ты здесь? — о моем пребывании здесь знает лишь Зукаев. То, что он Юльке рассказал, это нормально. Но Веронике? Нееет. Тут точно что-то не так. От него она узнать не могла. Шпион в моем легионе? Пиздец. Она еще во время нашего непродолжительного брака подсылала ко мне своих подруг.

Я охеревал от ее замыслов. Как-то заявила, с таким серьёзным видом. «Знаешь, как Хюррем султан стала великой? Она мужу сама любовниц искала». И для нее такие выкидоны были нормой.

Где Юля? Она не могла уйти. Встаю. Твердости в теле нет совсем. Лекарства окончательно иммунку убивают. Размазня Сабуров!

Глаза вероники выдают ее состояние. Под кайфом. Она под кайфом. Так соберись. Нельзя с наскока. Хотя какого хуя!

За горло ее хватаю. И башкой об стену слегка припечатываю.

— Юля где?

— Отпусти! Ванечка! Ты что! Сбежала твоя подружка. Спроси охрану. С чемоданчиком своим.

— Пиздишь, Вероника! Где она?

Не верю. Ни на секунду. Юлька сама ко мне прорвалась. Любую оборону сломила. Она не могла играть. Да и зачем? В ней нет лжи или притворства. Поэтому ушла два месяца назад. Не хотела. Но ушла. Потому что врать не станет. Потому что в тот миг ее жалостью накрыло. Может решила, что любовь моя лишь благодарность. Но она умная девочка. И я всегда готов ее ждать. Не важно к кому и насколько захотела бы уйти. Я приму ее любой. Без оговорок и условий. И сейчас, молча, она не ушла бы.

Отпускаю Веронику и набираю Зукаева. Бывшая жена к спине моей прикладывается. Обнимать пытается. Руки ее одергиваю.

— Игорь, ты Веронике сказал, где я?

— Спятил? Я еду, уже почти у тебя. И бывшую твою не видел.

— Ребят вызывай. Юлька пропала.

— Ты с ума сошел? — Вероника орет мне в ухо. Оглушает. Жму кнопку вызова персонала. И тут же родителей набираю. Мама. Она счастлива, что внук с ними на все выходные. Выдыхаю. Вероника хоть и дура, но сына пристроила.

За короткое время приезжает Зукаев. Просматриваем камеры. И да. Вижу девушку в кофточке Юли. С ее чемоданом. К выходу бежит. Но это не она. Сразу это замечаю. Снова Веронику за горло хватаю.

— Если хоть волосок с ее головы упадет. Хоть один синячок незаметный на теле увижу! Я тебя живьем закопаю! Ты поняла!

Она ржать начинает. Видимо это приступ какой-то. По-другому не назовешь.

— Так вот ее и похоронила заживо. Пусть знает! Что такое, когда тебя в упор не видят! И живую превращают в мумию!

— Я сдам тебя дорогуша. Твоему отцу. Он найдет способ разобраться. Но лучше, если ты все скажешь до его появления.

— Ты не посмеешь! — отца Вероника боится. Лупил он ее не по-детски. Политик. Значимая фигура. Огласка поступков дочери ему точно не нужна. Он закрывал ее года на три кажется. В психушке. Скорее всего мало было. — Я скажу! Я все скажу!

Зукаев меня удерживает.

— Тебе нельзя выходить. Ванек. Ты ей не поможешь и сам пострадаешь.

— Без нее вообще смысла не будет.

Мое сердце почти останавливается. Когда вхожу в тот самый бункер. Сколько часов моя девочка здесь провела. Не двигается. Скотч. Липкая лента облепила все. Слеза скатывается по щеке. Подхватываю на руки.

— Юля! Юленька! Ты же еще здесь! Ты со мной!

Наверное, это и есть другой мир. Я умерла? Так светло, тепло и уютно. Что-то мягкое гладит мою кожу. Влажно ласковое и нежное. Открыть глаза сразу не получается. Но сквозь слегка приоткрытые веки вижу склоненную голову. Иван. Это его темная макушка. Он касается моей кожи, на руке. По предплечью.

— Проснулась, девочка моя? — лицо серьезное сосредоточенное. Он взволнован. Ему же нельзя волноваться. — ты молчи пока. Юль. Я удаляю остатки липкого слоя. Рукой не дергай. Капельница. Твое тело придет в норму. Кровоток восстанавливается.

— Ты нашел меня? — говорить и правда тяжело. Я почти задохнулась там. И этот кляп царапал горло.

— Молчи. Ладно.

— Ты сам… как?

— Реально? Посмотри, что случилось из-за меня! А ты обо мне волнуешься! Мне не нужны твои жертвы. Юля! — но тут же затихает. Склоняется и целует меня в губы. Еле касаясь. — я все процедуры утром прошел. Ты спала долго. Вероника во всем призналась. Вычислили, кто ей помог. Ты можешь написать заявление. Но поверь, близко к тебе она больше не подойдет.

Качаю слегка головой. Осматриваю палату. Это палата Ивана. И теперь здесь две больничные кровати. Пальцами слегка сжимаю его запястье. Смотрит в глаза.

— Все хорошо. Юленька. Теперь я в норме. Отец Вероники упечет ее надолго. Единственное изменение. Данька теперь со мной жить будет. Придется тебе стать мамой.

— Хорошо.

— Вот так просто?

— Я хочу наших детей. Ты сделаешь мне ребенка?

— Уверена?

— Хочу.

— Но только чуть позже. Ладно. Мне, конечно, очень хочется. Но ты еще очень слаба.

И тут в палату вбегает ребенок. Уменьшенная копия Ивана. Он бросается к отцу. Кружит вокруг. И что-то лапочет. Иван пытается его остановить.

Следом входят еще двое. И это родители Ивана. Видела их на фото.

Но и это не все гости! Мама. С сестрой. Мама плачет. И просит прощения.

Все знакомятся.

Палата переполнена! Где медсестра, которая вечно всех гоняет!

Я больше не одна. Иван подарил мне не только свою любовь. Но и семью.

Конец.